О благодарности немцам

«Для меня важно, чтобы это интервью появилось в немецкой прессе. У меня дрожит голос, я стал сентиментальным, (но хочу сказать. — The Bell) что немецкие политики и Ангела Меркель спасли мне жизнь. Врачи “Шаритэ” также спасли мне жизнь и, что важнее, личность. Поэтому прежде всего хочу сказать: я чувствую огромную благодарность ко всем немцам. Осознаю, что сейчас это звучит немного пафосно, но Германия стала для меня особенной страной» (здесь и далее цитаты по Spiegel).

О визите Ангелы Меркель

«Совершенно неожиданно дверь (в палату. — The Bell) открылась, вошел мой врач и… Меркель. Это была частная встреча, с семьей, там были моя жена Юлия и сын Захар. По деталям ничего не могу рассказать, но мы не обсуждали ничего секретного или сенсационного. Визит (Меркель. — The Bell) был просто жестом. Я был впечатлен тем, насколько хорошо она знает Россию и мою ситуацию. Она на самом деле глубоко понимает, что в России происходит. И когда с ней разговариваешь, понимаешь, почему она так долго находится на вершине власти Германии. Я поблагодарил ее за приверженность делу, и она сказала: “Я всего лишь сделала то, что должна была делать”».

О жизни в Берлине

«Мое последнее задание — встать на одну ногу и вытянуть другую вперед, и вот это я тренирую каждый день. Такие упражнения делают в парке 90-летние. <…> Повседневная жизнь однообразна. Тренируюсь каждый день, в остальном ничего не делаю. Утром гуляю в парке, это моя работа, потом делаю зарядку с врачом, вечером снова гуляю. Днем пытаюсь работать за компьютером. Врачи говорят, что я восстановлюсь на 90%, а может, и на 100%, но на самом деле никто не знает. По сути, я что-то вроде подопытного кролика — не так много людей, за которыми можно наблюдать, как они продолжают жить после отравления нервно-паралитическим веществом».

О дне отравления

«День был чудесный: еду домой, утомительная и успешная командировка позади. Снимали фильмы о региональной избирательной кампании, все получилось. Я удобно сижу на своем месте и с нетерпением жду спокойного полета, в котором я смогу посмотреть сериал. <…> Я чувствую себя хорошо, как и в аэропорту.

А потом… Это попросту сложно описать, потому что это невозможно ни с чем сравнить. <…>Чувствую: что-то не так, у меня холодный пот. Я прошу у Киры (Ярмыш, пресс-секретарь Навального. — The Bell) носовой платок. Потом я говорю ей: “Поговори со мной! Мне нужно услышать голос, со мной что-то странное”. Она смотрит на меня как на сумасшедшего. <…> Я не понимаю, что со мной происходит. Проходят стюарды с тележкой — я хочу сначала попросить у них воды, а потом говорю: дайте пройти, я пойду в туалет. Умываюсь холодной водой, сижу на унитазе и жду, снова умываюсь. А потом думаю: если сейчас не выйду, то никогда не выберусь отсюда.

И самое главное впечатление: боли нет, но ты знаешь, что умираешь прямо сейчас. Я выхожу из туалета, поворачиваюсь к стюарду — и вместо того, чтобы попросить о помощи, к своему удивлению говорю: “Меня отравили. Я умираю”. А потом падаю на пол. Последнее, что я вижу, это его лицо — он смотрит на меня с удивлением и легкой улыбкой. И переспрашивает: “Отравился?” Видимо, подумал, что мне подали несвежую курицу. И последнее, что я слышу, когда уже лежу на полу, это вопрос: “У вас проблемы с сердцем?” Но сердце не болит, ничего не болит, но я просто знаю, что умираю. Затем я слышу, как голоса становятся тише, женщина кричит: “Не отключайтесь!” И все заканчивается. Я знаю, что мертв. Только потом выяснится, что я ошибся».

О том, где мог быть яд

«На бутылке с водой были обнаружены следы яда. Очевидно, я прикоснулся к зараженной поверхности, затем взял бутылку с водой, выпил из нее, поставил обратно и вышел из гостиничного номера. Таким образом, предполагаю, что яд проник через кожу. В отеле много предметов, к которым вы прикасаетесь перед отъездом, — душ, туалет, вешалка для одежды, ручка сумки — то, к чему вы обязательно прикоснетесь.

Однако я считаю, что они (организаторы отравления. — The Bell) сделали свои выводы из дела Скрипаля, когда 48 человек контактировали с ядом и от этого умерла невинная женщина. То есть яд, вероятно, не был нанесен на раковину или душ. Или (если бы яд был нанесен на мобильный телефон. — The Bell) я мог бы отдать телефон Кире — и вместо одной подозрительной смерти было бы две. Подчеркиваю: здесь я просто размышляю. Но, по-видимому, яд был нанесен на объект, к которому прикасался только я».

О заказчиках отравления

«Я утверждаю, что за преступлением стоял Путин, и у меня нет других версий случившегося. Я говорю это не льстя себе, а на основании фактов. Самый главный факт — это “Новичок”. Приказ на его использование или изготовление может исходить только от двух человек — главы ФСБ или службы внешней разведки СВР. Глава ФСБ Александр Бортников, глава СВР Сергей Нарышкин и босс ГРУ просто не могут принять такое решение без указаний Путина. Они ему подчиняются. <…>

Вариант, что это был не он (Путин. — The Bell), намного хуже. Одной чашки “Новичка” хватит, чтобы отравить всех пассажиров большой станции берлинского метро. Если доступ к боевому агенту имеют не 3 человека, а 30, то это глобальная угроза. Это было бы ужасно. <…> (Например. — The Bell), могу я представить, что у Пригожина есть доступ к “Новичку”? У человека, убившего троих российских журналистов в Африке? Нет, потому что тогда он, наверное, отравил бы полмира».

О том, почему Путин выпустил его из России

«Думаю, они (власти. — The Bell) были настроены не выпускать меня из страны, поэтому публично заявили, что я нетранспортабелен. Они ждали, когда я умру. Но благодаря поддержке общества и стараниям жены все это грозило превратиться в реалити-шоу “Навальный умирает в Омске”. Для приближенных Путина важно не дать противнику статуса жертвы, чтобы, живым или мертвым, он не получил бы дополнительный политический капитал. К тому же, если бы я умер в Омске или получил там непоправимый ущерб для здоровья, это была бы их прямая ответственность. 48 часов они выжидали, вероятно, в надежде, что яд уже не смогут обнаружить».

О возвращении в Россию

«Если не вернусь назад, значит, Путин достигнет своей цели. Теперь моя работа — оставаться парнем, который не боится. И я не боюсь! Если у меня руки дрожат, то не от страха, а от этого (последствия отравления. — The Bell). Я не сделаю Путину такого подарка — не возвращаться в Россию. <…> Конечно, я беспокоюсь за семью и окружающих. Сегодня я здесь под личной защитой, и берлинская полиция сказала мне: они пытались убить тебя с помощью опасного вещества, и мы не хотим, чтобы что-то подобное повторялось, а другие люди подвергались опасности.

Я шучу насчет истории с “Новичком” и этой странной коробки, в которой меня везли в Германию. Но неприятные мысли, конечно, возникают: а что, если бы кто-то намазал ядом в московской квартире, где живут жена и двое моих детей? <…> Но я и дальше буду ездить по регионам России, останавливаться в гостиницах и пить воду в номерах».

О санкциях против России

«Лучшее, что можно сделать, — защитить своих граждан и общество от преступных доходов России. Путин — это власть и личное обогащение, эти два понятия неразрывно связаны. Сколько миллиардов еще он может подарить своим дочерям, своим друзьям? Им будет больно, если Европа наконец покажет им границы, конфискует их активы и запретит въезд. Несмотря на все введенные до сих пор санкции, этим людям все еще довольно комфортно на Западе. Пока российская элита может пользоваться европейской инфраструктурой, ничего не изменится. <…> (Отвечая на вопрос о том, следует ли вводить санкции против “Северного потока-2”) Это дело Германии. Решайте сами! Санкции против России в целом бесполезны. Нам нужно наказать конкретных преступников, и я могу вам сказать, что 95% граждан России приветствовали бы это».

О возвращении в эфир

«Когда я записываю видео из Берлина, не могу отделаться от ощущения, что Алексей Навальный хочет говорить о революции, сидя за границей. Я не принимаю эту эмигрантскую чушь. Я не хочу быть лидером оппозиции в изгнании. Я политик, который призывает к конкретным действиям и сам разделяет все риски. Вот почему я вернусь на свой [Youtube] канал, когда вернусь в Москву».