Жесткое давление на нефтегазовые компании с требованием достижения углеродной нейтральности уже дает совсем не тот эффект, к которому стремятся регуляторы и экоактивисты, пишет Financial Times. Сброшенные мейджорами активы подберут компании и фонды второй руки, а выбросы могут даже вырасти.
Что происходит
Процесс реструктуризации нефтегазовой отрасли начался: добычные активы, от которых избавились компании уровня BP и Total, обретают новых хозяев, которые намерены доэксплуатировать их в расчете на высокую в среднесрочной перспективе цену нефти.
По данным Wood Mackenzie, за один 2018 год ExxonMobil, Chevron, BP, Royal Dutch Shell, Total и Eni продали активов на $28,1 млрд, а в ближайшие годы сбросят их еще больше чем на $30 млрд. Суммарный объем таких активов достигает $140 млрд.
Избавление от активов для крупных компаний — самый простой способ снизить углеродный след, хотя реального снижения выбросов это не даст, отмечают специалисты. Обвинить их в этом нельзя: даже помимо сжавшихся в пандемию инвестиций и дивидендов, вырученные деньги логично потратить на «экологизацию». Это особенно актуально в связи с прецедентным для отрасли решением суда, обязавшего Shell ускоренно двигаться к углеродной нейтральности.
В результате сформировался крупный рынок вторичных нефтяных активов. На нем действуют многопрофильные компании второго эшелона, независимые операторы при поддержке инвестфондов, малопрозрачные нефтетрейдеры и нефтяные госкомпании.
К первой группе относится британская Ineos, недавно купившая за $150 млн активы американской Hess на датском шельфе. Дания запретит всю добычу к 2050 году, но компания говорит, что «нашла свой эндшпиль» и разметила еще порядка $1,5 млрд под будущие сделки.
Пример второй группы инвесторов — Siccar Point, поддержанная инвестфондами Blackstone и Bluewater при покупке активов австрийской OMV. В мае филиппинская госкомпания Udenna Group приобрела за $460 млн шельфовый проект у Shell, а в начале года таиландская госкомпания PTT приобрела у BP 20% в газоносных блоках в Омане за $2,6 млрд.
Важно, что этот рынок принадлежит покупателям, даже несмотря на перспективы подорожания нефти из-за роста спроса и тупика на встрече ОПЕК+. «Когда к нам приходят с предложением купить, мы его рассматриваем», — сказал FT менеджер нефтяной компании.
Что дальше
Активисты и регуляторы рассчитывают, что производство ископаемых энергоресурсов сократится, если сделать бесперспективными инвестиции в них, и это, скорее всего, так в долгосрочной перспективе. Проблема в том, что в среднесрочной перспективе добыча сместится в небольшие частные и менее контролируемые государственные компании. Та же Саудовская Аравия прямо объявила, что будет наращивать добычу нефти, а российский «Газпром» отказывается даже ставить цель по снижению углеродного следа, пишет FT.
«Некоторые новые хозяева будут использовать свою малоизвестность, чтобы отжать месторождения по максимуму, не раскрывая экологических последствий», — прогнозирует газета. Отраслевые аналитики прогнозируют, что некрупные игроки, сравнительно дешево купившие добычные активы, в ближайшие 3–5 лет станут «грести деньги лопатой» на дорогой нефти, а уходить они будут «в фонды, о которых вы даже ни разу не слышали».
Борцы с углеродными выбросами совершенно напрасно концентрируются на крупных частных компаниях, отмечает издание: на них, по данным МЭА, приходится всего 12% нефтегазовых запасов, 15% добычи и 10% связанных с добычей выбросов, а доминируют на рынке именно госкомпании. «Мы почему-то все время говорим о BP и Shell и почему-то забываем о Saudi Aramco и Adnoc, — цитирует FT генерального секретаря Мирового энергетического совета Анджелу Уилкинсон. — Объектами давления стали только торгующиеся на бирже нефтяные компании, но факт в том, что отрасль в мире устроена по-другому».
Не исключено, что компании ранга BP и Total даже станут новыми грандами возобновляемой энергетики. Но от них останется шелуха сброшенных «грязных» недоинвестированных активов — и совместные предприятия на перспективных месторождениях, бросать которые невыгодно.