Застой-2

Путинская эпоха застоя (2009–2019) хуже брежневской по средним темпам роста экономики — в среднем 1% в год против 1,6% в советские времена. Это означает снижение доли России в мировой экономике и рост отрыва удельных показателей от развитых и многих развивающихся стран. Россия, прочно застрявшая в ловушке среднего дохода, уже отстает по душевому ВВП (по паритету покупательной способности) от Румынии, ее нагоняет Казахстан, констатируют авторы доклада.

Выходом из ситуации правительство не занимается: ни стратегии, ни даже целеполагания нет, нацпроекты же — чисто «бюрократический конструкт», считают ученые. Это рациональный выбор власти: «стабильность» в докладе определена как «модель перераспределения ресурсной ренты и доходов от экономической деятельности <…>, соответствующая интересам политической элиты, ряда секторов российского бизнеса и определенных групп населения».

«У власти нет реального спроса на ускорение экономического роста, если понимать под спросом не общее желание что-то иметь, а готовность за это заплатить (в широком смысле), — пишет руководитель Экономической экспертной группы Евсей Гурвич. — Вместо роста приоритетом служит стабильность, уход от любых экономических рисков, которые могут иметь негативные социальные последствия, причем высший приоритет имеет минимизация макроэкономических рисков».

Экономической задачей сложившейся в стране модели «равновесия стагнации» авторы определяют извлечение максимальной доходности из сырьевых сегментов, которая частично уходит в «финансовую подушку» государства для перераспределения. Выигрывают от этого компании с доступом к госсредствам, бизнес с ориентацией на внутренний рынок и в целом бюджетный и корпоративный сектор. Проигрывает молодежь, квалифицированные специалисты, образованный класс и компании технологического сектора с экспортным потенциалом. «Однако именно эти группы в условиях текущего политического уклада менее всего могут влиять на принятие решений и выбор модели экономического развития», — пишут эксперты. 

Дестабилизация

«Равновесие стагнации» в ловушке среднего дохода может длиться десятилетиями (авторы приводят классический пример Аргентины), но для России годы стабильности сочтены, говорится в докладе. Основные факторы дестабилизации на горизонте 10–15 лет:

• Падение доходов от нефтегазового экспорта на 25%, которое станет долгосрочным в силу сдвига мирового энергобаланса. Дополнительный приток нефтегазовых доходов был единственным действующим источником роста российской экономики последние 20 лет, отмечает Гурвич.
• Сокращение рабочей силы из-за демографического фактора с ухудшением ее качества. «К моменту, когда в мире произойдет технологическая революция, качество основной части российской рабочей силы не будет соответствовать новым навыкам», — пишет главный экономист Альфа-банка Наталия Орлова.
• «Черные лебеди», включая накопленный эффект от санкций, риски новых, кризисы.

В этих условиях реализуется сценарий «разбалансировки» со снижением доверия к власти со всех сторон и ростом конфликтности. Его усугубит ухудшение качества экономического регулирования, пример которого авторы видят в сегодняшних попытках ограничивать цены на сахар и масло.

Кризис

Накопление диспропорций в текущем десятилетии «с существенной вероятностью» приведет Россию к настоящему социальному и экономическому кризису в 2030-х, а потом и к социальным потрясениям, прогнозируют ученые.

Отказавшись развивать отрасли, способные заместить нефть сегодня, через полтора десятилетия Россия столкнется с одновременным сжатием государственных финансов, ослаблением платежного баланса и национальной валюты, а следовательно, невозможностью дальнейшего структурного маневра. «В этом случае Россия, вслед за Венесуэлой, будет страной, пережившей за 50 лет второй структурный кризис, связанный с волатильностью цен на нефть», — говорится в докладе.

Что делать?

Текущая экономическая проблема России — «не проблема выбора на развилках, а в том, что нет никакого движения по дороге, на которой развилки могли бы встретиться», — пишет профессор Чикагского университета и ВШЭ Константин Сонин. Еще одна проблема в том, что смена модели не соответствует интересам широкого круга бизнесов и групп населения.

• Эксперты в целом не видят иного варианта выхода из стагнации кроме «экспортоориентированности и догоняющего развития, которое при капитализме невозможно без открытости».

• Переориентацию могут обеспечить и авторитарные режимы, как это было в Южной Корее середины 1960-х или в Китае начала 1980-х при Дэн Сяопине, отмечает экономист Олег Вьюгин.

• В случае очередной «авторитарной модернизации» политические элиты могут предпочесть внешнюю открытость стимулированию внутренней конкуренции и быстрому уничтожению преференций, считает ректор РЭШ Рубен Ениколопов. Даже в этом случае Россия еще может успеть воспользоваться остающимися у нее преимуществами: транзитным географическим положением, квалифицированной рабсилой и большим внутренним рынком.

«Такая стратегия не сулит “волшебного прорыва”, но в случае успеха позволит избежать в 2030-е годы второго за пятьдесят лет структурного кризиса, связанного с волатильностью цен на нефть, реализовать и поддержать имеющиеся конкурентные преимущества и войти в новую технологическую эру с лучшим потенциалом и более устойчивой структурой экономики. Условием реализации такого сценария, однако, является энергичная смена приоритетов: выбор в пользу приоритета развития вместо приоритета конфронтации и автаркии», — резюмируют авторы.