loading

«Мы маленькая деревенская компания». Дмитрий Алексеев (DNS) об уникальной бизнес-модели, политике и любимых книгах

«Маленькая деревенская компания»

— Вы, насколько я понимаю, по бэкграунду программист.

— У меня сложный бэкграунд. Я [окончил] факультет электроники и радиостроения, кафедра гидроакустики, в дипломе написано «инженер-электрик». А сам я больше программист.

— Интересно, что из программистов часто получаются успешные предприниматели. Почему, как вы думаете?

— Тоже недавно задумывался над этим. Пересматривал фильмы шестидесятников, хотелось разобраться в феномене. Я понял, что просто так совпало: в Советском Союзе потребовалось большое количество инженеров и ученых, которые должны сделать бомбу и средство закинуть ее на голову потенциальному противнику. А в компьютерщиках мы все оказались, потому что это то новое, что пришлось на эпоху моего институтства, это только появлялось и было модно и интересно.

— Вы помните момент, когда вы решили: «Попробую-ка я заняться бизнесом»?

— Как компьютерщик я шел за компьютерами. Просто в 80-е, когда я начал разбираться, компьютеры были только в больших вычислительных центрах. В частности у нас в институте. Я работал со 2-го курса на ВЦ, чтобы добраться до компьютеров, что-то там поделать. А потом оказалось, что самая продвинутая техника была в коммерческом секторе. И я попал в компанию, которая занималась продажей компьютеров. Потихонечку мы там занимались сетевой интеграцией: сети тянули, сервера ставили и т. д. Просто как технические специалисты. По сравнению с компьютерами в бизнесе все просто.

— Компании, когда растут, нуждаются в деньгах. Насколько я понимаю, вы инвестиции не привлекали никогда.

— Мы довольно хорошо зарабатывали, нам хватало собственной прибыли и, понятно, банковских кредитов. Хватало для развития. В принципе, и сейчас хватает.

— То есть принципиальная позиция была: развиваемся на свои или на кредиты, кредиты отдаем?

— Не то что принципиальная. Но я не понимаю, почему нужно делать по-другому.

— Часто в случаях построения больших компаний люди берут инвестиции, чтобы быстро достигнуть определенного масштаба.

— Да, но поймите, что мы — маленькая деревенская компания. У нас не было задачи построения большой компании. Это другая стратегия. Это не про надуться и продаться.

— Мне показалось, что принципиальное отличие в том, что вы оказались в правильном месте в правильное время.

— Это правда. Потому что фактически рыночная торговля росла вместе с нами, а до нас ее не было вообще. Плюс наш сектор рос быстрее, чем все остальное. Сейчас это, естественно, невозможно.

— Не пытайтесь повторить модель DNS. У вас все равно не получится.

— Да. А в 2000-х все «перло» 10 лет без перерыва.

— Плюс качественные изменения в потреблении произошли, со сдвигом на электронику.

— Потому что очень сильно вырос потребительский рынок. Было бы у людей денег много — а куда тратить, всегда найдут. Это могла быть и не электроника, а что-то другое. Наверное, мы бы тогда этим чем-то другим занялись. Но нам повезло, что я был компьютерщиком. У нас был гандикап, так как я, по крайней мере, по тем временам, хорошо разбирался [в продукте] и понимал, как это устроено, как работает и т. д.

Броневик и конкурсы мокрых маек

— А как вы рассуждали, когда выходили в регионы? Вы думали: «А чем я буду лучше, чем, условно, магазин „Техносилы“»?

— Думаю, основная наша фишка — современный формат розничной торговли. Мы же никогда не бодались, предположим, с «М.Видео» или «Эльдорадо» специально. Мы больше работали на то, чтобы укрупнить розницу. Работали в нише, которая была не сильно интересна большим федеральным сетям. Они не торговали компьютерными комплектующими вообще. А мы торговали. И поэтому не столько конкурировали с ними, сколько организовывали неорганизованную розницу.

Мы продвигали формат супермаркета, открытую выкладку, интеграцию с интернетом, полную прозрачность с точки зрения того, где что лежит, сколько стоит, и возможностью заказа онлайн. Это было начало 2000-х, когда еще про онлайн особо никто не говорил.

— То есть для вас онлайн был органикой?

— Да. Мы обыгрывали конкурентов благодаря ассортименту и формату.

— Но была у вас и эпатажная реклама. Например, броневик давил в ней старые мониторы…

— Где-то, наверное, в году 2006-м наш креативный товарищ Саша Халенов занялся у нас маркетингом. И он увлекался всякими такими штуками. А мы всегда и до сих пор позиционируем DNS как место не для высокооплачиваемых профессионалов, которые придут и на 30% увеличат оборот, а как место, где люди могут заниматься любимым делом и самовыражаться. И вот с Сашей у нас много было дискуссий на тему того, насколько это [эпатажная реклама] правильно или неправильно. Но мы с удовольствием давали ему возможность творить. И он творил. В том числе, сделал много хороших вещей. Придумывал всяких инопланетян, брендингом занимался. И он был фанатом вирусной рекламы и нетрадиционного маркетинга: акция с броневиком, конкурсы мокрых маек и т. д.

— Такие ходы работают?

— Нет. Это все весело, задорно, но статистически значимого эффекта не приносит. Теперь мы это знаем точно.

— Круто. А что работает?

— Качественный продукт. Сам продукт должен быть хорошим. А с рекламой эффект следующий: реклама позволяет кривую выхода на оборот слегка спрямить. И надо считать, чтобы интеграл от одной кривой до другой, разница интегралов окупала затраты на рекламу. Но мне кажется, никогда не окупает. Хотя есть и другие мнения.

— А как может быть мнение, когда нужно посчитать?

— До конца посчитать тяжело. Есть аргументы типа: а там в то время просто конкуренция была меньше. Но для меня это доказанная вещь. Я точно понимаю, что в рознице продукт, сам магазин, себя и рекламирует. А отдельно реклама не добавляет ценности нашему продукту. Если речь про розницу. В ювелирке, в товарах премиального потребления, возможно, добавляет. Потому что люди понимают, что Harley Davidson — легенда. И покупают не просто мотоцикл, а легенду. Если бы не было рекламы и этого имиджа, то покупали что-то другое.

Надо ли было запускать те акции? Наверное, надо. Хорошо, что мы это сделали. Во-первых, было и что-то полезное. Во-вторых, это породило мифологию. Когда сейчас ребята собираются, ветераны, говорят: «А помнишь, как мы в броневике курили кальян? А помнишь, как у нас броневик в центре Омска заглох на мосту и весь город встал, нас все материли?»

— Неужели к вам не приставали никогда со взятками?

— Проверки были. Были истории, когда в каком-то городе мы всерьез бодались с правоохранительными органами. Хорошо, что за счет большой массы, если ты в каком-то одном городе с кем-то бодаешься, у тебя есть ресурс бодаться до бесконечности. Мы не платили взяток никогда. Не искали крыш и договоренностей, а просто тупо работали по закону. Я выучился на юриста.

Троллинг Варламова и 120 миллионов на парк

— Расскажите про Нагорный парк во Владивостоке, который недавно был открыт. Насколько я понимаю, вас к нему подстегнул Илья Варламов. Подтроллил вас.

— Ну да, отчасти. Это был 2017 год. Приезжал к нам в очередной раз Варламов с экскурсией. Он любит Владивосток полоскать. Я понимаю, работа у него такая. Но в тот момент это вызвало у меня такой эмоциональный ответ на тему того, что там московские блогеры понимают. Город — это не лавочки, город — это люди. А люди у нас прекрасные. И появилась такая идея: взять и сделать парк.

— Ваша идея?

— Да. Там очень запутанная история. Когда-то был парк. Потом под это дело собирали прилегающую территорию, чтобы ее никто не разбазарил. Всю территорию назвали парком. Потом одни ее пытались захватить, другие…

— Классика ранних 2000-х.

— Да. И мне, конечно, все говорили: бесполезно, ничего не получится, так все запутано. В итоге земля стала федеральной. Я пошел в администрацию во Владивостоке, говорю: «Давайте [откроем парк]». Они говорят: «Давайте, конечно, попробуем».

— Сколько времени заняла бюрократия?

— Строили мы год. Соответственно, с 17-го по 20-й 3 года была бюрократия. Мне кажется, нам очень повезло, быстро все сделали. Все сдвинулось с места благодаря тому, что Тарасенко (Андрей Тарасенко — врио Приморского края с 4 октября 2017 по 26 сентября 2018 года — прим. The Bell), наш присланный губернатор, не смог выиграть выборы в Приморье. И когда нужно было избрать Олега Николаевича Кожемяко (губернатор Приморского края с 20 декабря 2018 года), Москва была готова на все. И идею с парком протолкнули как предвыборное обещание. Соответственно, был карт-бланш.

— История с парком и выборами показывает, что выборы, какими бы они ни были, это хорошо.

— Конечно.

— А много вы денег потратили на парк?

— Пока где-то 120 млн (рублей), по-моему,

— Это деньги компании или ваши?

— Мои и моих товарищей

Партия не всерьез и Владивосток как стартап

— Тут хочется автоматически перейти к вашей роли в Партии Роста. Меня удивляет, что у вас там какие-то декоративные процедуры происходят. Вы вроде бы вошли в партию, но участвуете в ее работе как бы не всерьез…

— Но у нас вся существующая политика сейчас в стране не всерьез вообще-то, не замечали?

— Зачем тогда вы вошли?

— Потому что хочется цепляться за пусть и иллюзорные возможности, хоть за что-то. Не могу не участвовать. Уверен, для того, чтобы страна развивалась нормально, мы должны участвовать в общественной жизни.

— Но как вы участвуете? Там какие-то три уважаемые женщины баллотируются в лидеры списка. А вы почему не в списке, например?

— Это сложная история. Во-первых, я считаю, что мне правильнее оставаться на предпринимательской позиции, а не политической. Идея, что крупный предприниматель идет в политику, — не очень правильная штука. Политикой должны заниматься профессиональные политики. Это не моя траектория.

Почти все, кто у нас обладают большими компетенциями в политическом плане и умеют с этим делом работать, сейчас либо уехали из страны, либо сидят. Так что [членство в Партии Роста] это искусство возможного. В нынешней ситуации хотя бы это можно сделать. Все равно это какое-то объединение, какая-то дискуссия и гражданское участие в том, что происходит в стране. Это слабое подобие политической жизни. Я не могу сказать, что раз это не по-настоящему, то «не доставайся же ты никому». Это неправильно.

— И все же вы вообще для себя представляли возможность участия в выборах? Во Владивостоке вы могли бы, в принципе, выдвинуться. Нет соблазна поуправлять?

— Для меня с точки зрения самореализации не очень правильная история пойти в мэры города. Во-первых, в нынешней ситуации ничего не сделаешь. Во-вторых, бюджет DNS гораздо больше [бюджета Владивостока].

— Как в стартап перейти из большой компании?

— Ну да. Это малореально. На самом деле, если посмотреть манифест Партии Роста, это правильные слова, под которыми я с чистой совестью могу подписаться. По каждому пункту я могу говорить, что под ним подразумевается и что нужно делать. И это актуальная повестка. К сожалению, она вряд ли будет услышана.

— В основном это слова, вот в чем дело.

— А слова — это важная история. Человек — социальное существо, которое живет в своих мифах, в своих представлениях. Для России, на мой взгляд, это особо актуально.

Умница из «ВкусВилла» и три любимых книги

— Есть ли бизнесмен, который вызывает у вас восхищение?

— Ой, очень много, конечно. Сейчас летел в самолете, смотрел интервью Forbes, [Андрей] Кривенко давал со «Вкусвилла». Какой умница. Настолько симпатичный.

− Три книги, которые вы посоветуете прочитать всем?

— Надо было подготовиться. Во-первых, мне кажется, очень важная книга «Узкий коридор» Робинсона и Аджемоглу — всем рекомендую.

Наверное, надо порекомендовать что-то из бизнеса. Мне нравится Коллинз и все, что он пишет. Из Коллинза у меня самая [любимая книга] «Больше, чем бизнес». Хотя «От хорошего к великому» тоже замечательная.

И вспоминали «Вкусвилл». Вот книжка про них. Женя Щепин написал. Можно читать, почти как про DNS, очень похоже.

— Если бы вы могли изменить одну вещь в России, то какую?

— Можно я переформатирую в вопрос о реформах, с чего бы я начал. Я бы начал с муниципальной реформы. Попытался бы изменить соотношение полномочий и ресурсов, которые тратятся на федеральном уровне и местном. Я бы новую земскую реформу сделал (Земская реформа — одна из реформ Александра II. Имела целью создание системы местного самоуправления в сельской местности, — прим. The Bell). Это не просто механическое перераспределение, а реформа, которая чуть сложнее. Самая важная история зарыта здесь.

Скопировать ссылку

«От большого ума и финансовой подкованности». Истории российских инвесторов, чьи активы оказались заморожены после начала войны

Четвертый год российские частные инвесторы не могут вытащить из европейских депозитариев заблокированные после начала войны иностранные ценные бумаги, которые в мирное время торговались на российских биржах. За это время стоимость акций компаний существенно изменилась, сроки обращения некоторых облигаций истекли, эмитенты выплатили купоны, а по отдельным бумагам произошли дефолты. The Bell поговорил с несколькими инвесторами, чьи активы оказались заморожены, узнал, как они боролись за их возвращение и есть ли сейчас рабочие схемы разблокировки ценных бумаг.

Стройка века: как заработать на глобальном росте расходов на инфраструктуру

В ближайшие 25 лет глобальные расходы на физическую и цифровую инфраструктуру составят около $64 трлн. В пересчете на каждый год это примерно два ВВП США. Рост этих расходов происходит из-за урбанизации, перехода к новым источникам энергии, демографических проблем и других больших трендов, которые кажутся необратимыми. Для частных инвесторов такие траты открывают огромные возможности. Рассказываем про ключевые драйверы инфраструктурного суперцикла и три публичные компании, которые уже выигрывают от него.

Рассылки The Bell стали платными. Подписывайтесь!

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ THE BELL ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА THE BELL. 18+

«В политике ограничений рисков больше, чем в любых санкциях». Наталья Зубаревич о российской экономике

Герой нового выпуска «Это Осетинская!» — Наталья Зубаревич, профессор кафедры экономической и социальной географии географического факультета МГУ и один из ведущих экспертов по теме региональной экономики России. Елизавета Осетинская (признана иноагентом) встретилась с Зубаревич в Париже и узнала, как санкции и война повлияли на разные секторы российской экономики, что такое «инфляция для бедных», насколько выросли доходы россиян, как живут Москва и регионы и сколько денег уходит на поддержку аннексированных территорий. Мы публикуем отрывки из интервью, а целиком его смотрите здесь.