loading

Open source 3.0: новая большая идея венчурных капиталистов

Венчурные инвесторы находятся в поисках новых идей: миллиардные раунды Vision Fund, сначала оступившегося с Uber, а потом провалившегося с WeWork, вдохновляют все меньше, а целые секторы рынка проявляют признаки перегрева.

Питер Левайн из Andreessen Horowitz — эталонного венчурного фонда Долины, под управлением которого находятся активы на $10 млрд, уверен, что «следующая большая вещь» — коммерциализация индустрии открытых исходных кодов.

Обычно open source продукт представляет собой программу, исходный код которой можно посмотреть, а часто по правилам лицензионного соглашения и использовать или распространять дальше. Над такими программами обычно работают сотни разработчиков, и чем больше сообщество, тем надежнее и востребованнее сам продукт. Долгое время основой бизнеса команд, придумавших или активно развивающих решения с открытым кодом, была платная поддержка. Сейчас, когда программы превращаются в облачные сервисы, выгодно вложиться в сообщество разработчиков и потом получить влияние на решение, внедренное сотнями корпоративных клиентов.

Это предположение подтверждается реальными деньгами. За контроль над GitHub, крупнейшим хранилищем открытых проектов, Microsoft летом 2018 года согласилась отдать $7,5 млрд. IBM в июле 2019-го отдала $34 млрд за Red Hat, специализирующуюся на внедрении решений с открытым кодом на предприятиях.

Чтобы разобраться, почему техногиганты начинают тратить миллиарды на open source, надо взглянуть на венчурный рынок в целом.

Эта заметка была написана специально для еженедельной технорассылки The Bell. Подписаться на нее можно здесь

Как обстоят дела на венчурном рынке?

Краткий ответ: по данным Crunchbase, в третьем квартале 2019 года в мире было заключено 9100 сделок на общую сумму $75,6 млрд.

Объемы венчурных сделок достигли исторического максимума, и основной драйвер — инвестиции на ранних стадиях, когда успех не гарантирован, а бизнес-модель хрупка. Всего за прошедший квартал на ранней стадии в рамках 2572 сделок было вложено, по информации Crunchbase, $27,63 млрд.

Этот рынок не застрахован от сокращения в будущем. Например, из-за неуверенности инвесторов в Китае мировые темпы роста венчурных инвестиций сохраняются на прежнем уровне, а общий объем далек от рекорда второго квартала 2018 года, когда инвесторы вложили в стартапы $87,4 млрд.

Кроме того, хотя инвесторы вкладываются на ранней стадии чаще, объем средней сделки сокращается. Это может привести к проблемам для инвесторов, предпочитающих вкладываться позднее. Фонды и акселераторы все чаще требуют от проекта отличительных особенностей от конкурентов. Это позволяет вывести на сцену open source — набор открытых технологий все чаще привлекает корпоративных заказчиков.

Почему корпорации захотели работать с open source?

По мнению Левайна, open source дает клиенту сразу три возможности:

  • не зависеть от поставщика тех или иных решений;
  • покупать у тех, кто написал код или его большую часть;
  • передать внедрение людям с экспертизой, которую не может обеспечить сама компания.

Любое современное решение требует поддержки. Главное отличие открытого кода от традиционного коммерческого ПО — люди и организации могут не только работать с технологией, но и изменить ее под свои нужды или даже дописать часть так, чтобы она стала частью основного продукта. Закрытое решение такого не позволит.

Простой пример: многие браузеры (Chrome, Brave, Vivaldi) не писали браузерный движок с нуля. В качестве основы они используют свободный браузер Chromium, надстраивая собственные функции. Любой человек может исправить ошибку в Chromium — и стабильнее станут все браузеры. Любой человек может создать собственный браузер на основе Chromium и получить равные функциональные возможности. Любой человек может скачать Chromium и посмотреть, как выглядит этот браузер без надстроек.

То же самое невозможно, если вы использовали бы, например, Internet Explorer — закрытый проект с закрытым исходным кодом. В лучшем случае вам бы пришлось молиться, чтобы он оставался популярным и продолжал работать. Такая зависимость опасна для бизнеса, и корпорации больше ее не хотят. Более того, кроме программистов Microsoft специалистов по коду Internet Explorer не существовало — а теперь вы можете взять Chromium за основу, и в нем не только разбираются десятки тысяч людей, но и способен разобраться любой другой программист.

Другими словами, сейчас у бизнеса есть возможность нанять для забивания гвоздей изобретателей молотка. Эта возможность настолько важна, что за нее готовы платить.

Разве open source не синоним бесплатно распространяемых программ?

Краткий ответ: Нет. Это синоним потенциально успешного бизнеса. Обычно — инфраструктурного.

Сейчас open source, когда-то маргинальное направление разработки ПО, переживает расцвет. Число и объем сделок в этой области растет.

В 2008 году, когда Sun Microsystems приобрела базы данных MySQL за $1 млрд, даже венчурные визионеры, позже организовавшие фонд Andressen Horowitz, были уверены, что это потолок для сделок с open source проектами.

Но позднее и другие компании провели миллиардные IPO или стали объектами больших сделок.

Рыночная капитализация Cloudera, многое сделавшей для открытых решений Apache, составляет $2,3 млрд. MongoDB Inc., развивающая одноименную базу данных, стоит на бирже $7,5 млрд. MuleSoft, разрабатывавшая платформу интеграции Anypoint Platform, была куплена Salesforce за $6,5 млрд. Elastic, создавшая открытый поисковик Elasticsearch, стоит свыше $6,5 млрд на Нью-Йоркской фондовой бирже. GitHub, как мы уже писали, куплен Microsoft за $7,5 млрд — и это не предел.

Все эти проекты объединяет одно — без них интернет работал бы гораздо хуже. Фактически многие open source проекты — это выбор любого вменяемого разработчика по умолчанию.

 

Инвестиции в проекты на основе открытого исходного кода, диаграмма Andreessen Horowitz

Где в open source деньги?

Краткий ответ: в спросе, сформированном в сообществе разработчиков.

По мнению Левайна и Ли, проекты с открытым исходным кодом составляют верхнюю часть воронки, а внизу — коммерческий продукт, развитие которого направляется найденной ценностью для сообщества.

Таким образом, открытые проекты проходят естественный этап отсева и фильтрации, когда сообщество разработчиков распространяет продукт. При этом очень важным становится эффективное управление продуктом, основанное на запросах пользователей.

От управления продуктом уже рукой подать до развития бизнеса и оценки возможностей для внедрения на стороне корпоративных заказчиков.

Воронка open source

Проекты с открытым исходным кодом не проваливаются?

Краткий ответ: проваливаются, и еще как.

Левайн приводит три сценария провала:

  • во-первых, ваш пользователь может не привести вас к корпоративным заказчикам;
  • во-вторых, рост вашего проекта существенно отстает от ваших корпоративных продаж;
  • в-третьих, ваших корпоративные продажи убивают доверие к вам со стороны разработчиков.

Авторитетность инструмента у сообщества разработчиков должна находиться в строгом балансе со спросом у корпоративных заказчиков. Вполне вероятно, что далеко не каждая идея может быть оформлена или «выстрелить» по новой модели.

В чем важность новой концепции?

Andreessen Horowitz первыми предложили фразу «Программное обеспечение пожирает мир», имея в виду, что ПО проникнет во все сферы жизни — и осознание этого факта указывает направление инвестирования.

Сейчас они говорят, что пока ПО пожирает мир,  open source проекты пожирают ПО. Все идет к тому, что открытые решения и инструменты становятся частью каждой софтверной компании. У Airbnb свыше 30 проектов с открытым исходным кодом, у Google — свыше 2000.

Левайн перечисляет стадии эволюции open source:

  • нулевая версия развивалась вместе с интернетом и концепцией свободного ПО;
  • первая — в девяностых и нулевых — позволила зарабатывать на поддержке и услугах;
  • вторая — вывела ПО на основе open source в облако и превратила в сервисы.

То, что появляется сейчас, Левайн называет Open Source 3.0.

Эволюция open source

Он предполагает, что открытые проекты станут не просто модными решениями, которым техногиганты отдают должное, но и ключевой частью их бизнеса. В этом случае венчурный расцвет open source — лишь начало новой бизнес-модели.

Скопировать ссылку

«От большого ума и финансовой подкованности». Истории российских инвесторов, чьи активы оказались заморожены после начала войны

Четвертый год российские частные инвесторы не могут вытащить из европейских депозитариев заблокированные после начала войны иностранные ценные бумаги, которые в мирное время торговались на российских биржах. За это время стоимость акций компаний существенно изменилась, сроки обращения некоторых облигаций истекли, эмитенты выплатили купоны, а по отдельным бумагам произошли дефолты. The Bell поговорил с несколькими инвесторами, чьи активы оказались заморожены, узнал, как они боролись за их возвращение и есть ли сейчас рабочие схемы разблокировки ценных бумаг.

Стройка века: как заработать на глобальном росте расходов на инфраструктуру

В ближайшие 25 лет глобальные расходы на физическую и цифровую инфраструктуру составят около $64 трлн. В пересчете на каждый год это примерно два ВВП США. Рост этих расходов происходит из-за урбанизации, перехода к новым источникам энергии, демографических проблем и других больших трендов, которые кажутся необратимыми. Для частных инвесторов такие траты открывают огромные возможности. Рассказываем про ключевые драйверы инфраструктурного суперцикла и три публичные компании, которые уже выигрывают от него.

Рассылки The Bell стали платными. Подписывайтесь!

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ THE BELL ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА THE BELL. 18+

«В политике ограничений рисков больше, чем в любых санкциях». Наталья Зубаревич о российской экономике

Герой нового выпуска «Это Осетинская!» — Наталья Зубаревич, профессор кафедры экономической и социальной географии географического факультета МГУ и один из ведущих экспертов по теме региональной экономики России. Елизавета Осетинская (признана иноагентом) встретилась с Зубаревич в Париже и узнала, как санкции и война повлияли на разные секторы российской экономики, что такое «инфляция для бедных», насколько выросли доходы россиян, как живут Москва и регионы и сколько денег уходит на поддержку аннексированных территорий. Мы публикуем отрывки из интервью, а целиком его смотрите здесь.