На прошлой неделе в главном соборе Амстердама сотни людей прощались с Дерком Сауэром, основателем газеты The Moscow Times, холдинга Independent Media и газеты «Ведомости». О Дерке, сыгравшем колоссальную роль в формировании качественной журналистики в России в последние 30 лет, написали многие мировые СМИ, включая Financial Times и The New York Times. Он изменил не только российскую медиаиндустрию, но и жизненные треки многих людей, в том числе и нас, основателей The Bell. 

The Bell появился во многом как ответ на разгон в 2016 году нашей команды в РБК, куда мы пришли вслед за Дерком, — примерно так же, как разгон «Ленты» в 2014 году породил «Медузу». Более того, Дерк дал мне рекомендацию на феллоушип в Стэнфорд, который стал своего рода инкубатором для нашего проекта.

Если 90-е были временем максимальной свободы СМИ, то 2000-е благодаря появлению в России международных брендов, которые привел Сауэр (FT, WSJ, в какой-то степени и Forbes), стали временем появления в стране качественной журналистики. Свободные от цензуры СМИ 90-х не смогли отстроиться от капиталистов-олигархов, набравших тогда огромную силу, и породить системы стандартов качества для своей отрасли. Сами капиталисты глубоко презирали «домашние» медиа, предпочитая публикации о себе в Financial Times, и эту травму они протащили с собой сквозь года, продолжая искать понимания у западных СМИ после начала вторжения в Украину.

Ранние 2000-е требовали быстрых решений: путинское «экономическое чудо» нуждалось в новых институтах, биржах, инвесторах, законах и независимых СМИ, по крайней мере экономических, в придачу. А Дерк фантастически умел поймать настроения, витавшие в обществе, и понял, что сейчас в России нужна деловая газета. Так же как за несколько лет до «Ведомостей» он и его партнер Аннамари ван Гаал поняли, что молодым российским женщинам понадобится свой журнал, который вытеснит советские бренды «Работница» и «Крестьянка», — и так в России появился Cosmopolitan, чей тираж в лучшие времена для печатных СМИ достигал 1 миллиона.

В 2000-е «Догму» «Ведомостей» (документ, в котором описывались основные принципы независимой журналистики, правила работы с источниками информации и ньюсмейкерами и даже логическая структура текстов, знакомство с которой упрощало работу новичку) преподавали на факультетах журналистики и изучали как пример лучших практик. Многие из тех, кто познакомился с этим документом в студенчестве, сегодня создают независимые медиа в изгнании. Так прагматичный идеализм основателя Independent Media распространился далеко за пределы одного издательского дома.

Иногда мне кажется, что именно этот идеализм помешал Дерку и многим другим иностранцам, которые осваивали возможности роста экономики в России, вовремя понять Путина. В поздние 2000-е Дерк, кажется, считал, что Путин хочет пожить красивой жизнью, как его друзья вроде Сильвио Берлускони. В 2010-е он надеялся, что Путина интересует политика или семья, а то, что остается за пределами этого, например бизнес и экономика, его не трогает. В рациональном голландском сознании не укладывалось, что можно принести жизни людей и прогресс в жертву несуществующей угрозе и найти смысл жизни в войне, как это сделал в итоге Путин.

Через несколько дней после смерти Дерка фонд, созданный основателем «Вымпелкома» Дмитрием Зиминым, был признан нежелательной организацией. Дмитрий Зимин, его сын Борис и их фонд были одними из первых инвесторов, поверивших в идею The Bell, когда наше медиа существовало только в виде 10-слайдового документа и электронной рассылки на сотню подписчиков. Фонд вообще-то занимался не поддержкой медиа, а просветительской деятельностью. Но наша наивная вера в то, что мы сможем построить лучшее неподцензурное экономическое медиа страны, подействовала — в общем, деньги нам дали.

Как и Сауэр, семья Зиминых дала шанс огромному количеству людей — журналистов, получавших премию «Редколлегия», стипендиатов и ученых. Сауэра и Зиминых объединяет то, что они помогли вырасти десяткам и, может быть, даже сотням проектов без всякого контроля и принуждения. Для этого оказалось достаточно соблюсти три условия: самим исповедовать правильные ценности, которые притягивают определенных людей, дать людям достаточно много свободы и автономии и какое-то количество, обычно совсем немного, ресурсов. Эти три условия запускали механизм самовоспроизводящейся системы, которая могла расширяться бесконечно.

Но беда в том, что Россия уже много лет находится на противоположном треке. В российской модели управления на первом месте — контроль, а на втором — рента от пользования контролем. И все эти самовоспроизводящиеся свободные системы никак туда не укладываются. Особенно, конечно, это касается медиа. Многим кажется, что цензура была введена как логическое продолжение войны с Украиной, но я думаю, что война лишь позволила окончательно решить вопрос о выборе между свободой и контролем, разом избавившись от символических «форточек» в виде «Эха Москвы» и прочих рудиментарных для режима органов.

Возможные мирные соглашения между Россией и Украиной (вероятность которых я лично оцениваю как 70 на 30 в пользу «не договорятся») ничего не поменяют по отношению к независимым медиа, как и к любой неподконтрольной инициативе. Не для того против наших коллег массово возбуждаются уголовные дела по всем возможным статьям — от несоблюдения иноагентского законодательства до экстремизма и госизмены, чтобы вся эта машина в одночасье развернулась и перестала работать. Только что введенные штрафы за поиск «экстремистского» контента (куда немедленно была отнесена книга Алексея Навального «Патриот»), которые открывают дорогу к преследованию за потребление нежелательной информации, тоже никто не отменит. И работа над суверенным интернетом продолжает кипеть ежедневно.

На самом деле система борьбы с инакомыслием в виде точечных репрессий показала себя как очень удобная штука: совершенно необязательно карать миллионы, достаточно покарать несколько популярных и известных, а современная система распространения информации сделает свое дело, сообщив о возможных последствиях всему обществу. Эта система пригодится Кремлю и в случае экономических шоков, которые будут ждать страну при сходе с военных рельсов, и в случае дальнейшего противостояния с Западом, которому совершенно нет причин прекращаться. И в случае транзита власти от стареющего Путина к новому лидеру — тоже вполне пригодится. Так что я бы не ждала никаких перемен на этом фронте в ближайшее время.

Сложно в этой обстановке найти хоть что-то позитивное для дальнейших размышлений. Меня поддерживает мысль о том, что система контроля — это очень затратный механизм, который требует большого количества ресурсов: а они конечны. Вернуться от системы контроля в систему творчества довольно просто, ведь нужно всего три условия: ценности, свобода и немного денег. Разумеется, плоды созреют не сразу, но кайф от выращивания еще можно успеть получить.