loading

Сиротство, пропаганда и коммунистическая мечта. Как наше общество заболело выученной беспомощностью

Всю неделю в соцсетях обсуждают фильм соратников Алексея Навального «Предатели», посвященный 1990-м и предпосылкам прихода к власти Владимира Путина. К концу недели фильм набрал почти 3,5 млн просмотров. По сути он стал развитием идей последней программной публикации самого Навального. Основная ее мысль заключалась в том, что путинская эпоха является прямым продолжением «проклятых 90-х» и именно «реформаторы» во главе с Борисом Ельциным несут ответственность за утрату Россией исторического шанса. Психотерапевт Ольга Мовчан в своей колонке для The Bell смотрит на ту же проблему, но совсем с другой стороны — она анализирует то, как и почему в сложном историческом контексте ведет себя само наше общество. 

Откуда берется выученная беспомощность

С 2016 по 2019 годы я взяла сто интервью у людей разных профессий, живущих в Москве. Это были совсем не похожие друг на друга люди и интервью получились очень разные. Однако в них было несколько общих особенностей, одна из которых — ощущение, что невозможно влиять на жизнь внутри страны и хоть что-нибудь в этой жизни изменить. Мое маленькое исследование подтверждается данными Левада — центра, в 2016 году опубликовавшего результаты своего опроса — «73% граждан уверены, что не могут повлиять на ситуацию в государстве».

Это явление — уверенность в своем бессилии — было описано американскими психологами Мартином Селигманом и Стивеном Майером в 1967 году и названо ими «Выученной Беспомощностью». Селигман описал выученную беспомощность (ВБ), основываясь на результатах экспериментов на собаках. Он считал, что животное рождается деятельным, и в случае повторяющегося столкновения с непреодолимыми ситуациями, в которых попытки что-то изменить оказываются бесполезными или наказуемыми, научается быть бессильным. В дальнейшем было проведено множество исследований, которые не только показали, что и человек, оказывающийся в положении, где он не может повлиять на реальность, переносит этот отрицательный опыт на жизнь в целом, но и существенно «расширили» представления о проявлениях ВБ.

ВБ отражается сразу на нескольких сферах человеческой жизни — поведенческой, познавательной и эмоциональной. Симптомами ВБ являются не только пассивность и отказ от попыток решения проблем или влияния на общество, но и депрессия, снижение мотивации в целом и затруднения при взятии на себя ответственности. Для человека с ВБ характерно так же снижение креативности, сложность доведения начатых дел до конца, неспособность адекватно оценивать свои силы и брать на себя разумные риски, присутствие страхов будущего и катастрофических ожиданий, отсутствие веры в себя и надежда на кого-то сильного, кто обустроит жизнь. Следствием ВБ является большая уязвимость в стрессовых ситуациях, отказ от усилий по получению информации и снижение аналитических способностей.

В 2000 году Майер предположил, что Селигман ошибся в интерпретации результатов экспериментов. По мнению Майера, живое существо рождается беспомощным (это то, что не надо выучивать), а навыки преодоления сложностей и способность влиять на реальность как раз приобретает в процессе развития и воспитания. Именно среда оказывается определяющей в том, будет ли человек способен контролировать реальность и менять жизнь или откажется от подобных попыток. В этом смысле ВБ по Майеру– это отсутствие приобретённого навыка не терять надежду.

Независимо от того, кто прав, Майер или Селегман, травматические события, связаные с переживанием бессилия, могут актуализировать ВБ. Но в случае, если человек рос и воспитывался в среде, где ему удалось научиться влиять на реальность и брать на себя ответственность, это произойдет с меньшей вероятностью.

К сожалению, общество, в котором выросло мое поколение и несколько поколений моих предков — советское общество — да и современное российское общество в макросоциологическом плане представляет из себя как будто нарочно сделанную модель для воспитания ВБ.

Основные факторы, приводящие к возникновению ВБ можно условно разделить на три группы, с каждой из которых я (как и большинство моих сверстников) в своем детстве не раз встречалась.

  • К первой группе относятся повторяющиеся неудачные попытки повлиять на реальность так, чтобы твои желания и просьбы были услышаны, признаны важными, и находили достаточно поддержки, чтобы быть удовлетворёнными. В социумах, где принята идея примата «общественного над личным», где происходит подавление индивида группой и есть опасность наказания или отвержения за альтернативное мнение и инаковость, особенно, если это сочетается с недостаточностью эмоциональной и другой поддержки, а так же с нормализацией унижения и жестокости (будь то отмена закона о домашнем насилии или отрезанное у предполагаемого преступника ухо) создаются отличные предпосылки для развития ВБ.

Вышеописанная картинка в СССР была и, как кажется, с коротким перерывом на 90-е, опять стала в России очень характерной для самых разных социальных институтов и возрастных группах. Я помню, в детском саду, в который я ходила с трех лет, воспитательница, если ребенок ел медленно, смешивала суп со «вторым» и ты должен был есть эту бурду, чтобы «не задерживать коллектив». Все это сопровождалось эмоциональной депривацией. Если ребенок плакал, его стыдили. В нашей группе чаще всего плакало два человека — я и один мальчик. Воспитательница приносила нам ведро, в котором полоскали тряпку для пола, чтобы мы «побольше наплакали». Такое сочувствие.

Именно из-за депривации и отсутствия внимания к личным потребностям синдром ВБ часто возникает у сирот и их детей, которым передаются стили поведения и воспитания. Поскольку внимательный и готовый улавливать потребности ребенка взрослый отсутствует, негативные события переживаются как неконтролируемые. У сирот нарушена вера, что их усилия чего-то стоят и могут привести к изменению ситуации или решению проблемы. Переживания других людей (как и свои собственные) перестают ощущаться как что-то важное, поэтому и своя чувствительность, и эмпатия оказываются сниженными. Однако, остается безумная мечта о некоем мифическом взрослом, сильном и большом, который возьмет на себя ответственность и поможет устроить жизнь. Именно на такого архитипического взрослого проецируется способность к действию. Он может то, чего не могут сироты. И тогда присоединение к «сильному взрослому» — почти единственный способ существовать в социуме.

Возвращаясь к моему поколению, я с грустью понимаю, что многие из нас были воспитаны сиротами — послевоенными сиротами и детьми врагов народа или социальными сиротами (когда при живых родителях дети оказываются предоставленными себе и не находят необходимых опор). Это и мой опыт. Моя мама потеряла отца, когда ей было три года, он был репрессирован и погиб в лагере. Мой отец потерял мать и остался сиротой в конце войны, его воспитывала тетя. Черты этой сиротской жизни до сих пор в большой степени влияют на россиян и внутри России, и за ее пределами. Отсюда и разговоры о «сильной руке» и пиетет к власти, надежда на «царя- батюшку» или «отца народов» и мечта о супердержаве.

  • Вторая группа факторов, способствующая развитию ВБ, связана с созданием атмосферы страха. Запугивание, формирование катастрофических ожиданий, ощущения опасности, исходящей от «чужих», внешних и внутренних врагов, или сверхъестественных сил часто является стержнем навязываемой обществу идеологии и может быть способом контроля социума властью. С этим и в советском, и в современном российском обществе великолепно справляется пропагандистская машина, создающая образ врага, ощущение неконтролируемой опасности и незащищенности перед большой угрозой. Учитывая, что при ВБ снижается мотивация критически относиться к получаемой информации, тем более делать какой-то собственный анализ («они знают лучше», «наверху разберутся»), люди оказываются особенно подверженными медийным манипуляциям.

Надо сказать, что похоже современная российская пропаганда стала более изощренной по сравнению с советскими временами. Успешно транслируя вызывающие ВБ нарративы, она одновременно навязывает гражданам иллюзию самостоятельности и возможности выбора. Сегодня россиянину запрещено выйти на улицу с плакатом «Я за мир», но разрешено выбирать президента, аж из четырех «очень разных» кандидатов, участвующих в так сказать президентской гонке. Не то, что в советские времена, когда кандидат был один. Такая иллюзия выбора способствует ВБ в еще большей степени, чем его отсутствие, потому что создает имитацию ответственного поведения, которое на само деле совершенно подконтрольно и ни на что не влияет.

Кроме того, если раньше информации было недостаточно (когда удавалось послушать «Голос Америки или „немецкую волну из Кельна“, люди ощущали себя обладателями редкого сокровища — независимой информации), сейчас в эпоху „постправды“ у нас невероятно много совершенно противоречивой информации. В ней очень трудно разобраться и прийти к какому-то определённому мнению. Поэтому многие предпочитают найти того, кому поверить (иногда не очень осознанно выбирая того, кто соответствует предпочтениям получателя — или кому верить удобно или выгодно. Опять кого-то более „умного“ или более взрослого.

  • Третья группа факторов, приводящих к формированию ВБ — отсутствие связи между произведенными усилиями и полученным результатом. В этом смысле популярная в советские времена идея коммунистического распределения — «от каждого по способностям каждому по потребностям», отлично способствует ВБ, как, впрочем, и практическая реализация социалистического принципа «каждому по труду», в котором доход и благосостояние не зависели от вклада, а лишь от того, сколько было назначено специалистами по планированию. Поколения, выросшие в Советском Союзе, могли рассчитывать не только на довольно унифицированные зарплату и пенсию (разброс был относительно невелик). Собственно, и выбора особого не было. В домах была похожая планировка, мебель, даже книжки были одинаковыми. (не обязательно было напиваться как Женя Лукашин, можно было и на трезвую голову перепутать). Дефицит унифицировал мечты, даже «заказы на новый год» отличались не сильно (может более высокопоставленным давали банку икры, но синяя курица выдавалась и профессору университета, и рабочему завода «Динамо»).

Капиталистическая модель с частной собственностью, свободным рынком и конкуренцией, кажущаяся менее привлекательной с этической точки зрения, является несомненно более здоровой в отношении ВБ — до тех пор, пока под лозунгом «социальной защиты» она не начинает изымать большую часть созданной добавленной стоимости в виде налогов, провозглашая примат общественных территорий и транспорта и пр.

Как общество защищается от выученной беспомощности

Выученная беспомощность сопровождается целым рядом психологических защит, несомненно влияющих на социальные взаимодействия. Многие из них очень узнаваемые.

Самыми распространенными защитными реакциями являются:

Регрессия: использование более примитивных форм поведения и мышления, а также более детских способов справляться с трудностями, передача ответственности за свои поступки другим людям или внешним факторам. «Нас вынудили», «нас спровоцировали». Расчёт на другого сильного и ответственного, которому передается контроль и принятие решений.Отрицание: непризнание болезненной реальности и связанных с ней тяжелых переживаний, объективных фактов, своей роли в событиях. «Россия стреляет только по военным объектам».

Компенсация: непереносимые переживания или очевидные недостатки подменяются воображаемым чувством или свойством, вызывающим позитивные чувства. «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек», — написал Лебедев- Кумач в 1936 году, в разгар сталинских репрессий. Вместо переживания стыда за репрессии собственных граждан или агрессивные действия против других стран, человек начинает испытывать гордость и объявлять страну поднимающейся с колен.

Проекция: то, что не хочется принимать в себе или ассоциировать со своим социумом проецируется вовне. Собственная агрессия не осознается, мир воспринимается как враждебный и опасный, обсуждаются конспиративные теории от «заговора Рокфеллеров и Ротшильдов» до «стремления англо-саксов захватить Россию».

Смещение (дефлексия): выражение переживания не тому, кому оно адресовано, а другому. Злимся на начальника, а пинаем кошку. Или в ярости на Путина обрушиваемся на бывших соотечественников — кто на уехавших, кто на оставшихся.

Дисссоциация: реальность начинает восприниматься как происходящее с кем-то другим, не со мной, или распадается на несколько существующих параллельных реальностей, которые трудно совместить. Диссоциация помогает выжить в невыносимой ситуации, как бы спрятавшись в параллельной реальности. Именно этот механизм позволял многим (включая меня) не до конца замечать то, что происходило в мире последнее десятилетие.

Интеллектуализация: рассуждение, логические построения и морализаторство вместо переживания помогают снизить значимость сложных чувств. В некотором смысле написание этой статьи является способом защититься от чувства собственного бессилия. Разговоры на советских кухнях и невероятная популярность литературы — знаковые черты моего советского детства и юности. Слова заменяли реальность и отвлекали от невозможности ее изменить.

Цинизм: отношение к собственным и чужим чувствам как чему-то неважному, да и вообще к миру как неправильному, мрачному, нечестному, где каждый сам за себя, дает возможность игнорировать других и ощутить больший контроль над собственной жизнью.

Как правило, мы имеем дело с несколькими защитными реакциями одновременно. Например, теория «малых дел» оказывается сразу и компенсацией (помогает компенсировать тяжелые чувства и от влечься от бессилия) и интелектуализацией (часто сопровождается длинными объяснениями, почему в сложившейся ситуации это единственный выход).

Казалось бы, теория малых дел — способ преодолеть ВБ. Но это сильно зависит от контекста. С одной стороны, маленькие, но регулярные достижения и признание их ценности могут улучшить мотивацию действовать. С другой, легко достигнутый̆ успех без реальных усилий не повышает уверенности в своих силах, не дает ощущение способности контролировать реальность а, напротив, увеличивает риск развития ВБ.

Есть и еще один аспект ВБ. Она с большей вероятностью возникает, если человек отказывается заметить свои противоречивые потребности — желание рискнуть и изменить жизнь и оставаться в безопасности, выразить свое несогласие и сохранить принадлежность и пр.

Если осознается только одна из этих противоречащих друг другу потребностей, справиться с ВБ едва ли удастся. В случае отсутствия понимания потребностей и связанных с ними чувств, человек оказывается в гораздо большей степени под влиянием среды (поля) и соглашается с неконтролируемостью ситуации, отказываясь при этом от своей свободы. При этом ни одна из потребностей не удовлетворяется в полной мере и это приводит к накоплению напряжения, неудовлетворенности, ощущению, что ничего нельзя изменить.

Идеология, направленная на поддержку ВБ, требует от своих членов предельной определенности, создавая в качестве примеров для подражания образы «плоских» героев — не сомневающихся, на 100% принадлежащих, следующих простым правилам. Это вынуждает игнорировать наличие противоречий, вообще то свойственных живому человеку.

Осознание себя и своих желаний, в том числе противоречивых — первый шаг, необходимый для выхода из беспомощности. Именно это дает человеку основу для поиска поддержки и проявления собственной воли.

Скопировать ссылку

«От большого ума и финансовой подкованности». Истории российских инвесторов, чьи активы оказались заморожены после начала войны

Четвертый год российские частные инвесторы не могут вытащить из европейских депозитариев заблокированные после начала войны иностранные ценные бумаги, которые в мирное время торговались на российских биржах. За это время стоимость акций компаний существенно изменилась, сроки обращения некоторых облигаций истекли, эмитенты выплатили купоны, а по отдельным бумагам произошли дефолты. The Bell поговорил с несколькими инвесторами, чьи активы оказались заморожены, узнал, как они боролись за их возвращение и есть ли сейчас рабочие схемы разблокировки ценных бумаг.

Стройка века: как заработать на глобальном росте расходов на инфраструктуру

В ближайшие 25 лет глобальные расходы на физическую и цифровую инфраструктуру составят около $64 трлн. В пересчете на каждый год это примерно два ВВП США. Рост этих расходов происходит из-за урбанизации, перехода к новым источникам энергии, демографических проблем и других больших трендов, которые кажутся необратимыми. Для частных инвесторов такие траты открывают огромные возможности. Рассказываем про ключевые драйверы инфраструктурного суперцикла и три публичные компании, которые уже выигрывают от него.

Рассылки The Bell стали платными. Подписывайтесь!

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ THE BELL ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА THE BELL. 18+

«В политике ограничений рисков больше, чем в любых санкциях». Наталья Зубаревич о российской экономике

Герой нового выпуска «Это Осетинская!» — Наталья Зубаревич, профессор кафедры экономической и социальной географии географического факультета МГУ и один из ведущих экспертов по теме региональной экономики России. Елизавета Осетинская (признана иноагентом) встретилась с Зубаревич в Париже и узнала, как санкции и война повлияли на разные секторы российской экономики, что такое «инфляция для бедных», насколько выросли доходы россиян, как живут Москва и регионы и сколько денег уходит на поддержку аннексированных территорий. Мы публикуем отрывки из интервью, а целиком его смотрите здесь.