loading

«Власти и регуляторы пошли на все»: экономист Кеннет Рогофф — о том, ждет ли мир вторая волна кризиса

Что общего у самых глубоких кризисов последних 150 лет и почему ситуация в мировой экономике была тревожной и до коронавируса? Об этом в своей онлайн-лекции рассуждает знаменитый экономист Кеннет Рогофф. Наши друзья из Econs.Online подготовили выдержки из нее. 

Кеннет Рогофф, обложка

Мы делали главные деловые СМИ страны, теперь делаем лучше — подпишитесь на email-рассылку The Bell!

Пандемия коронавируса спровоцировала беспрецедентный кризис, но уроки предыдущих потрясений по-прежнему могут быть полезны, считает профессор Гарварда Кеннет Рогофф — один из главных специалистов по истории экономических кризисов. Он стал знаменитым благодаря книге This Time Is Different: Eight Centuries of Financial Folly ( «На этот раз все будет иначе. Восемь столетий финансового безрассудства»), написанной им совместно с недавно приступившей к обязанностям главного экономиста Всемирного банка Кармен Рейнхарт и опубликованной в разгар глобального финансового кризиса. В основу бестселлера легли исследования государственных финансов 66 стран за восемь веков.

В своей онлайн-лекции, организованной Принстонским университетом, Рогофф напоминает, что общего у самых глубоких кризисов последних 150 лет и почему ситуация в мировой экономике была тревожной и до коронавируса. Econs.Online публикует выдержки из лекции.

Вторая волна

– Что касается траектории восстановления экономики: я думаю, мы можем увидеть вторую волну кризиса. И речь не только о пандемии, с которой, разумеется, связана огромная неопределенность. В нашей с Кармен Рейнхарт работе, опубликованной в 2014 г. и анализирующей траектории посткризисного роста, мы, в частности, приводили пример американского кризиса 1893 г., одного из крупнейших в мировой истории. Тогда у рецессии оказалось два «дна», то есть еще до того, как экономика вернулась к докризисному уровню, восстановление сменилось новым спадом.

Под восстановлением экономики мы, в отличие от методологии NBER, подразумеваем возвращение на докризисный уровень ВВП на душу населения. Дело в том, что, когда мы имеем дело с крупным системным кризисом или масштабным спадом, экономика оказывается отброшена так далеко, что трудно смотреть на предыдущий тренд роста и говорить о возвращении на эту траекторию.

Если мы посмотрим на топ-100 самых тяжелых финансовых кризисов за последние более чем полтора века, которые мы с Рейнхарт выделили в нашем исследовании на основании того, насколько большим был спад и насколько длительным было восстановление, мы увидим, что повторные спады — совсем не редкость. В более чем 40% случаев восстановление после кризиса прерывалось спадом — и в развитых экономиках, и в развивающихся. Если кризис глубокий, то это, скорее, норма.

Сейчас я мог бы только аплодировать и фискальным мерам, которые принимаются по всему миру, и действиям центральных банков: мы действительно увидели, что власти и регуляторы пошли на все. Но возникает новый вопрос: как долго это продлится и есть ли у нас «стратегия выхода» (exit strategy)? Эта проблема в ближайшие годы может стать одной из центральных.

Риски развивающихся стран

– Если мы посмотрим на ситуацию в развивающихся экономиках, то увидим, что все последние годы они активно наращивали долг, причем преимущественно частный. Это хорошо видно в исследовании Всемирного банка Global Waves of Debt («Глобальные волны долга»). Его авторы подсчитали, что темпы роста долга частного сектора в развивающихся экономиках и странах с формирующимися рынками в последние полтора десятилетия все сильнее превышают прирост суверенного долга — к 2018 г. совокупные долговые обязательства частного сектора этих стран приблизились к 120% ВВП при госдолге около 50% ВВП.

Проблема в том, что при глубоком системном кризисе частный долг становится государственным. Мы видели это в 1980-е гг. и во многих других кризисах. Следует иметь в виду, что многие развивающиеся страны сейчас активнее занимают в собственных национальных валютах, но их бизнес по-прежнему привлекает финансирование на внешних рынках. Поэтому ситуация в развивающихся экономиках вызывала беспокойство еще до пандемии.

Еще в работе 2003 г. мы с Рейнхарт и соавторами на основе эмпирических данных показали, что дефолт в развивающихся экономиках наступает при значительно более низких уровнях долговой нагрузки, чем те, что принято считать опасными даже для развитых стран. В 40% случаев дефолты или реструктуризации суверенного долга в этих экономиках происходили при долге в 41–60% ВВП и лишь в 33% случаев при нагрузке в 61–100% ВВП. C 2003 г. в этом смысле ничего не изменилось.

МВФ отлично справляется с решением единичных проблем, но при худшем сценарии может быть как с COVID-19: если все инфицированные поступят в больницу одновременно, то врачи не справятся.

Обманчивые показатели

– Принято считать, что не стоит беспокоиться о госдолге, пока темпы роста экономики (G) выше, чем ставка по долгу, которую платит правительство (R), – экономисты обычно говорят, что разность R и G должна быть отрицательной. Но в недавно опубликованном исследовании экономистов МВФ авторы, проанализировав данные 55 стран за 200 лет, показывают, что разность R и G в последние годы была преимущественно отрицательной как в развитых, так и в развивающихся экономиках – то есть фактически это было нормой. Более того, этот показатель не вырастал и перед дефолтами. Авторы работы задаются вопросом, можем ли мы спать спокойно, если разность R и G меньше нуля, и дают ответ: «Нет».

Еще одно исследование, опубликованное в 2019 г., показало, что при устойчиво отрицательной разности R и G страны активно наращивали долг, несмотря на то что не было макроэкономических предпосылок, которые объективно заставляли бы правительства занимать. И в духе работ недавно скончавшегося Альберто Алесины авторы приходят к выводу, что разгадка лежит в плоскости политической экономики. Алесина вместе с Гвидо Табеллини еще в 1989 г. показали, что у правительств, вне зависимости от их взглядов на макроэкономическую политику, всегда есть стимул наращивать долг – чтобы угодить избирателям и соратникам, у них формируется естественная склонность к бюджетному дефициту.

Есть убеждение, что при устойчивом экономическом росте разность R и G не представляет опасности, потому что в будущем долговая нагрузка будет снижаться благодаря высоким темпам роста. Но с учетом политической составляющей такая логика выглядит так, будто вы говорите человеку, который лечится от алкогольной зависимости, что он может на месяц уйти в запой при условии, что впоследствии годами будет трезвым, так что можно будет ни о чем не беспокоиться.

Скопировать ссылку

«От большого ума и финансовой подкованности». Истории российских инвесторов, чьи активы оказались заморожены после начала войны

Четвертый год российские частные инвесторы не могут вытащить из европейских депозитариев заблокированные после начала войны иностранные ценные бумаги, которые в мирное время торговались на российских биржах. За это время стоимость акций компаний существенно изменилась, сроки обращения некоторых облигаций истекли, эмитенты выплатили купоны, а по отдельным бумагам произошли дефолты. The Bell поговорил с несколькими инвесторами, чьи активы оказались заморожены, узнал, как они боролись за их возвращение и есть ли сейчас рабочие схемы разблокировки ценных бумаг.

Стройка века: как заработать на глобальном росте расходов на инфраструктуру

В ближайшие 25 лет глобальные расходы на физическую и цифровую инфраструктуру составят около $64 трлн. В пересчете на каждый год это примерно два ВВП США. Рост этих расходов происходит из-за урбанизации, перехода к новым источникам энергии, демографических проблем и других больших трендов, которые кажутся необратимыми. Для частных инвесторов такие траты открывают огромные возможности. Рассказываем про ключевые драйверы инфраструктурного суперцикла и три публичные компании, которые уже выигрывают от него.

Рассылки The Bell стали платными. Подписывайтесь!

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ THE BELL ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА THE BELL. 18+

«В политике ограничений рисков больше, чем в любых санкциях». Наталья Зубаревич о российской экономике

Герой нового выпуска «Это Осетинская!» — Наталья Зубаревич, профессор кафедры экономической и социальной географии географического факультета МГУ и один из ведущих экспертов по теме региональной экономики России. Елизавета Осетинская (признана иноагентом) встретилась с Зубаревич в Париже и узнала, как санкции и война повлияли на разные секторы российской экономики, что такое «инфляция для бедных», насколько выросли доходы россиян, как живут Москва и регионы и сколько денег уходит на поддержку аннексированных территорий. Мы публикуем отрывки из интервью, а целиком его смотрите здесь.