loading

«Все может обернуться каскадным эффектом». Чем возможный крах WeWork грозит рынку офисной недвижимости США

Сеть коворкингов WeWork оказалась на грани банкротства. Рассказываем, с чего начинались проблемы у стартапа, который оценивали в $47 млрд, почему потенциальное банкротство необязательно означает конец компании и как оно затронет рынок недвижимости США.

Что случилось

9 августа WeWork предупредила инвесторов, что ее убытки и прогнозируемые потребности в денежных средствах в сочетании с увеличением оттока участников и текущим уровнем ликвидности вызывают «существенные сомнения» относительно самой возможности продолжать деятельность в будущем. Акции компании рухнули почти на 40% за один день. С момента выхода на биржу акции WeWork потеряли уже почти 99%.

В отчете за второй квартал WeWork заявила, что ее прогноз на будущее зависит от ряда планов, включая дальнейшую реструктуризацию и поиск дополнительного капитала в течение следующих 12 месяцев. Компания изучает возможность продажи акций или других активов, чтобы попытаться привлечь больше денег.

За первые шесть месяцев 2023 года она получила чистый убыток в размере $696 млн. Это на 40% меньше по сравнению с убытками за аналогичный период прошлого года, а объем ликвидности на счетах составил $680 млн. Но этого может оказаться недостаточно для покрытия растущих долгов WeWork, включая обязательства по долгосрочной аренде на $13,3 млрд и долгосрочный долг в $2,9 млрд. Прибыль выросла, но показатели как выручки, так и прибыли на акцию по-прежнему не соответствовали как консенсус-прогнозам аналитиков, так и прошлым прогнозам самой компании.

Как WeWork превратилась из многомиллиардного стартапа в компанию на грани краха

WeWork появилась в 2010 году в Нью-Йорке и менее чем за десятилетие разрослась до огромного бизнеса, ведущего дела в десятках стран. Как писал американский Forbes, в 2014 году WeWork была «самым быстрорастущим арендатором новых офисных площадей в Нью-Йорке», планировала получить такой же статус в Америке, а также выйти на международный уровень.

Бизнес-модель компании относительно проста. WeWork не владеет ни одним из своих офисов — компания арендует их на несколько лет, затем трансформирует согласно своим стандартам (добавляя, например, кафе и общественные пространства), а затем сдает их в субаренду по более высоким ценам на короткий срок — по дням или месяцам. Для арендаторов WeWork контракты больше похожи на покупку членства в тренажерном зале, чем на аренду. Выгоды подхода очевидны: аренда требует меньше первоначальных затрат, что позволяет расширяться быстрее, а владелец недвижимости не сможет взимать ничего сверх оговоренной платы. Но есть и риски: если арендаторы так и не придут, WeWork все равно нужно платить арендную плату.

Падение WeWork началось в 2019 году после плохой реакции рынка на ее форму SEC S-1 в преддверии запланированного IPO. WeWork предоставила очень сомнительную форму S-1: например, там были такие вызвавшие у инвесторов недоумение показатели, как «скорректированная сообществом EBITDA», из которой вычитаются не только проценты, налоги, износ и амортизационные отчисления, но и расходы на маркетинг, общие и административные расходы, а также затраты на разработку и дизайн.

Из-за этого у инвесторов возникли вопросы к бизнес-модели компании: например, на тот момент обязательства WeWork перед арендодателями составляли $47,2 млрд, а арендаторы должны были заплатить ей по менее долгосрочным контрактам только $4 млрд. Возможные риски перечислялись на 29 страницах.

Еще один сомнительный момент — очевидные преференции, которыми пользовался основатель компании Адам Нойманн: в проспекте раскрывалось, что WeWork ссужала ему крупные суммы под низкие проценты и сдавала в аренду здания, которыми он владел. Нойманн даже продал права на использование слова «We» своей собственной компании примерно за $5 млн. Также рынок смутили огромные убытки (примерно $3 тысячи в минуту). Из документов следовало, что выручка на одного пользователя с 2016 по 2017 год упала на 6,2%, до $6928, в то время как расходы на продажи и маркетинг выросли более чем втрое, до $139 млн: это было уже 16% от выручки, в то время как в 2016 году этот показатель составлял 9,9%.

Как писала The Guardian, бизнес-модель WeWork «имела мало шансов на прибыльность по крайней мере с 2015 года», однако именно заявка на IPO пролила свет на ее финансовые проблемы. В частности, WeWork «распространяла среди потенциальных венчурных инвесторов документы, которые преуменьшали проблемы компании», писала газета. По оценкам Financial Times, еще в 2018 году WeWork стоила ближе к $3 млрд, в то время как ее оценивали в $20 млрд.

WeWork отложила IPO и начала реструктуризацию, расставшись с Нойманном, уволив тысячи сотрудников и распродав непрофильные предприятия. В итоге компания сумела стать публичной лишь через слияние со SPAC в октябре 2021 года, получив гораздо более низкую оценку. Однако акции практически сразу начали падать.

Удар по бизнесу WeWork, олицетворявшей офисную культуру 2010-х годов, нанесла пандемия, изменившая образ жизни многих людей и отношение к работе в офисе. Популярность удаленной работы и растущие процентные ставки, затрудняющие рефинансирование долгов, негативно сказались на восприятии рынком перспектив WeWork и ее убытках, сокращавшихся не так быстро, как ожидали в компании.

Как заметил агент по корпоративной недвижимости Oxford Partners Чейз Макатир, большая часть бизнеса WeWork приходилась на малый бизнес, стартапы и фрилансеров, подписывавших краткосрочные договоры аренды. Они могли относительно легко съезжать из офиса, в то время как WeWork была связана с владельцами зданий долгосрочными договорами. «WeWork несла большие риски в своем бизнесе. А теперь представьте — начинается пандемия, полностью переворачивающая рынок офисной недвижимости. Краткосрочные договоры истекают, владельцы малого бизнеса и фрилансеры работают из дома. А WeWork по-прежнему несет расходы по долгосрочным договорам на своем балансе», — резюмировал Макатир.

Помимо этого, компания вкладывала большие деньги, стремясь сделать офисы красивыми, современными и приятными для клиентов. После падения спроса на офисы это обернулось ростом долгов. Например, компания оснастила арендуемые помещения современной мебелью и сантехникой, добавляя даже такие вещи, как бесплатная фруктовая вода и автоматы с пивом. «Но эти вещи стоят очень дорого, и это одна из причин, по которой у них были проблемы с прибыльностью», — добавил Макатир.

В WeWork надеялись, что выиграют от тренда на «гибкие офисные пространства», где сотрудникам предоставляется несколько вариантов рабочих мест и способов работы. Однако показатели физической заполняемости офисов оставались ниже докризисного уровня и оказывали давление на возможности WeWork обслуживать свой долг, пишет WSJ. WeWork сообщила, что во втором квартале 2023-го заполняемость снизилась по сравнению с предыдущим кварталом. Она составила к концу второго квартала 72%, что всего на 2% больше в годовом исчислении и фактически на 1 процентный пункт меньше по сравнению с предыдущими тремя месяцами.

Спустя три года после начала пандемии показатели заполняемости офисов арендодателями по всем Соединенным Штатам остаются в значительной степени ниже, чем раньше. Компании, предлагающие удаленные варианты, растут быстрее, чем их коллеги, придерживающиеся традиционного подхода. По данным риелторской компании Colliers, вакантность офисов в Нью-Йорке остается на рекордно высоком уровне — 17,4%. Это на 70% больше, чем до пандемии. По всей стране ситуация не лучше — доля пустых офисов составляет 20%.

Есть ли у WeWork шанс избежать банкротства?

Скопировать ссылку

«От большого ума и финансовой подкованности». Истории российских инвесторов, чьи активы оказались заморожены после начала войны

Четвертый год российские частные инвесторы не могут вытащить из европейских депозитариев заблокированные после начала войны иностранные ценные бумаги, которые в мирное время торговались на российских биржах. За это время стоимость акций компаний существенно изменилась, сроки обращения некоторых облигаций истекли, эмитенты выплатили купоны, а по отдельным бумагам произошли дефолты. The Bell поговорил с несколькими инвесторами, чьи активы оказались заморожены, узнал, как они боролись за их возвращение и есть ли сейчас рабочие схемы разблокировки ценных бумаг.

Стройка века: как заработать на глобальном росте расходов на инфраструктуру

В ближайшие 25 лет глобальные расходы на физическую и цифровую инфраструктуру составят около $64 трлн. В пересчете на каждый год это примерно два ВВП США. Рост этих расходов происходит из-за урбанизации, перехода к новым источникам энергии, демографических проблем и других больших трендов, которые кажутся необратимыми. Для частных инвесторов такие траты открывают огромные возможности. Рассказываем про ключевые драйверы инфраструктурного суперцикла и три публичные компании, которые уже выигрывают от него.

Рассылки The Bell стали платными. Подписывайтесь!

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ THE BELL ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА THE BELL. 18+

«В политике ограничений рисков больше, чем в любых санкциях». Наталья Зубаревич о российской экономике

Герой нового выпуска «Это Осетинская!» — Наталья Зубаревич, профессор кафедры экономической и социальной географии географического факультета МГУ и один из ведущих экспертов по теме региональной экономики России. Елизавета Осетинская (признана иноагентом) встретилась с Зубаревич в Париже и узнала, как санкции и война повлияли на разные секторы российской экономики, что такое «инфляция для бедных», насколько выросли доходы россиян, как живут Москва и регионы и сколько денег уходит на поддержку аннексированных территорий. Мы публикуем отрывки из интервью, а целиком его смотрите здесь.