loading

«Я не вижу проблем быть женщиной-фаундером». Секреты самого успешного AI-стартапа с российскими корнями

Анна Дорогуш с детства любила математику, окончила факультет вычислительной математики и кибернетики МГУ и школу «Яндекса» ШАД, после чего уехала в США работать в Microsoft. Потом вернулась в Москву и работала сначала в московском офисе Google, а потом в «Яндексе», где создала одну из самых популярных библиотек данных CatBoost. В марте 2022 года Дорогуш уволилась из «Яндекса» и запустила свой собственный стартап, который уже называют самым успешным AI-стартапом с российскими корнями. На сегодняшний день Recraft привлек суммарно $50 млн от Khosla Ventures, Accel, RTP и других крупных фондов, а сама модель входит в тройку лучших в мире нейросетей для генерации изображений. Примечательно, что на момент запуска и отъезда из России у Анны был трехлетний ребенок, а прямо сейчас она ждет второго.

Елизавета Осетинская (признана иноагентом) приехала в Лондон, чтобы узнать, как придумать идею для успешного стартапа, где привлечь инвестиции без команды и готового продукта, что изменилось в сфере дизайна с приходом AI и как научить детей любить математику. А также — о материнстве и бизнесе, отношении инвесторов к беременности, работе нейросетей и 5 миллионах пользователей без рекламы.

Мы приводим короткие отрывки из интервью. Целиком смотрите его на канале «Это Осетинская».

Карьерный путь

— Ты училась в немецкой гуманитарной школе, а твоей специальностью стала математика. Как так получилось?

— Мои родители — математики. Мама работала доцентом в Московском государственном полиграфическом университете. Папа, к сожалению, умер, когда я была маленькой. Он был очень хорошим математиком. Мне, наверное, просто с детства математика очень нравилась. Никто меня специально не подталкивал заниматься математикой, и я, к сожалению, не участвовала в олимпиадах — просто не знала о них.

Училась я в немецкой школе с гуманитарным уклоном и углубленным изучением немецкого языка, но математика у меня всегда получалась и нравилась. С детства я точно знала, что хочу заниматься именно математикой.

— Почему ты выбрала ВМК [факультет вычислительной математики и кибернетики. — Прим. The Bell] МГУ?

— Я выбирала между ВМК и мехматом. Мама говорила, что если математика — значит мехмат, а я решила пойти по своему пути и выбрала ВМК. Это было своего рода протестом.

У родителей не было ресурсов, чтобы оплатить учебу, но можно было взять кредит. Первый курс я училась отлично — только пятерки. Со второго курса начала работать моделью, чтобы платить за обучение. Работа, конечно, мешала учебе, и сейчас я думаю, что это было большой ошибкой.

— Ты считаешь, что это сильно повредило учебе?

— Я всегда любила учиться и сейчас очень люблю. Если есть возможность в студенчестве получать знания, ходить на лекции и решать задачи, нужно этим использовать. Пропускать — очень обидно. Потом такой возможности нет.

После МГУ я поступила в ШАД [Школа анализа данных «Яндекса». — Прим. The Bell]. Считаю, что всей своей карьерой ШАДу обязана в первую очередь, это одно из лучших учебных заведений в мире в области машинного обучения. Там очень сильный преподавательский состав, сложные и интересные задания.

— В какой-то момент ты уехала работать в Microsoft в Сиэтле?

— Да, но там поблизости еще несколько небольших городов: Редмонд, Керкленд и Белвью. В этих городах есть офисы крупных компаний. Поэтому многие сотрудники живут не в Сиэтле, а в одном из этих городов. Я жила в Керкленде.

И Сиэтл, и Белвью, и Керкленд — прекрасные города, там классно. И в Microsoft мне тоже очень понравилось работать. Но я приняла решение, что хотела бы вернуться в Россию по личным причинам.

— Не жалеешь, что не осталась в Америке?

— Нет, не жалею. Когда я переезжала в Америку, у меня было несколько офферов: могла поехать в Штаты или в Лондон, в Google. Тогда я выбрала Америку. С тех пор в Google регулярно меня звали — они постоянно поддерживают связь с кандидатами. Я проработала в московском офисе Google около года, пока его не закрыли. После этого я перешла в «Яндекс».

В Google и Microsoft я работала линейным разработчиком. В «Яндексе» тоже сначала была линейным разработчиком, но там — мой основной карьерный рост. Большая часть вещей, которым я научилась, — именно в «Яндексе».

— А как вообще разработчику попасть на работу в Microsoft?

— Когда я устраивалась в Microsoft, они проводили так называемые хайринг трипы: несколько команд Microsoft приезжали в разные страны и проводили много собеседований подряд за одну или две недели. Тех, кто прошел успешное интервью, приглашают на работу.

Сейчас, после пандемии, собеседования по большей части перешли в онлайн. Поэтому я не уверена, что хайринг трипы так же популярны сейчас. Но тогда это был эффективный способ.

— Почему Google тебя так активно хантил?

— Думаю, это просто часть активной работы их рекрутеров. Они пишут многим выпускникам топовых вузов. Тогда ШАД еще не был широко известен, но МГУ — да.

— Чем ты занималась в «Яндексе»?

— Сначала я занималась разными задачами, связанными с ранжированием и поиском. Потом появились задачи про Матрикснет на градиентном бустинге. И дальше я уже плотно начала заниматься именно градиентным бустингом.

— Матрикс… чего? Градиентный бустинг?

— Это алгоритм машинного обучения, который хорошо работает на табличных данных. Сейчас почти все решается нейросетями, но градиентный бустинг до сих пор — топовый алгоритм для решения большого количества задач на табличных данных.

— А если объяснить совсем по-простому? Это большая формула? Или большая программа?

— Можно сказать, что это большая обучающая формула. Она, как и нейросеть, на вход принимает данные, а на выход выдает число — предсказание. Например, в поиске это может быть предсказание ранжирования страницы: если одной странице присвоено значение 5, а другой — 4, то первая будет отображаться выше в результатах поиска. Можно предсказывать стоимость жилья. Но, как и у любого алгоритма, есть ошибки, хотя у градиентного бустинга метрики качества в разных режимах выше. А еще его просто использовать.

— Ты проработала в «Яндексе» около шести лет?

— Семь. Я продвигалась как руководитель: развивала градиентный бустинг, добавляла сюда много нового, только моих усилий не хватало, и я создала команду. Постепенно мы начали заниматься и другими библиотеками машинного обучения (ML). В итоге сформировалась область ответственности: библиотеки и инструменты для ML. К нам приходили другие команды и ML-инженеры, чтобы внести изменения или использовать наши решения. Наверное, это и есть мой основной карьерный путь и успех в «Яндексе».

— Почему ты решила уйти?

— Я довольно долго думала о том, чтобы запустить свой бизнес. В течение своей карьеры я запускала с нуля несколько успешных продуктов — и в «Яндексе», и в Google. Но все это было внутри компаний. А мне хотелось построить что-то свое с нуля. Я всегда воспринимала себя как продуктового человека. Сейчас понимаю, насколько многого я не знала — и, возможно, до сих пор не знаю. Но на тот момент я была уверена, что готова.

— Как ты об этом сообщила?

— Просто ушла. Не было никаких вопросов. Я уволилась в марте 2022 года. Еще раньше, в 2021-м, планировала переезд в США, готовила визу O-1 — «визу талантов». У меня хороший трек-рекорд, понятный «лист талантов». Я получила O-1 и могла переехать в США одна. Но перевезти команду было очень сложной задачей. Поэтому я выбрала Дубай. Мы перевезли туда команду, прожили там чуть меньше года, а потом переехали в Лондон.

Запуск Recraft

— Ты занималась вещами, далекими от B2C и дизайна в целом. Но вдруг ты уходишь из «Яндекса» и начинаешь делать компанию… по сути, перпендикулярную всему, что делала раньше, хотя и на основе AI.

— Я приняла внутреннее решение, что хочу попробовать построить свой продукт вне крупной компании. Я много лет об этом думала, и все-таки сделала шаг. Сначала я просто несколько месяцев пыталась понять, а что именно делать? Это довольно частый шаблон среди фаундеров. Есть мнение, что успешные компании рождаются из глубокого знания предмета. Но в большинстве случаев — человек сначала решает строить компанию, а потом начинает исследовать.

Я собиралась делать продукт в области machine learning tools [софт, позволяющий создавать и обучать модели AI для анализа данных. — Прим. The Bell]. Это то, что мне было знакомо. Начала общаться с потенциальными пользователями, исследовать рынок.

Примерно в тот момент, как я занималась ресерчем, началась волна AI. Запустился Midjourney, появлялись статьи о диффузионной генерации изображений, и стало понятно, что в мире дизайна, арта и всего того, что касается изображений, а в будущем и видео, все очень быстро поменяется. И это тот момент, когда можно поучаствовать в формировании будущего дизайна и новых профессий.

— Как понять, что сейчас — тот уникальный момент? Часто кажется, что все уже придумано.

— Сейчас — это тот самый момент. Все еще. Все индустрии с появлением новой технологии сильно меняются, и дальше то, как они будут выглядеть, очень сильно зависит от того, какие инструменты мы построим.

Моя младшая сестра — дизайнер. Поэтому мне было проще начать разбираться в этой области. Я просто созванивалась с ней по Zoom, она шарила экран, показывала, как она работает. А я наблюдала.

Помню, как обратила внимание, что сестра очень много времени тратит на векторизацию. Это превращение растровой картинки — пикселей — в векторную форму, где картинка состоит из шейпов (круги, прямоугольники). И у меня появилась первая мысль: «Как много у дизайнеров рутины, давайте поможем ее автоматизировать».

Но вскоре я поняла: дизайнеры очень любят свою рутину. Им важен сам процесс, крафт.

— Любят свой крафт — от этого [произошло название стартапа] Recraft?

— Да-да, Recraft, конечно же, связан со словом «крафт», хотя я не с первого раза выбрала это слово.

Я провела много разговоров с сестрой и другими дизайнерами. Писала им в LinkedIn, задавала вопросы на сайтах, где можно общаться с экспертами, просила интервью. Это помогло мне понять, как в принципе устроена эта область.

Дальше я приняла решение, что мы будем адаптировать технологию генерации изображений для профессиональных сценариев. Создание воркфлоу — места, где дизайнерам наиболее удобно работать. Recraft — это бесконечный канвас, на котором можно иметь много слоев, делать сториборды, сравнивать картинки. Это привычная именно для дизайнеров рабочая среда.

— Может, скажу гадость, но это ведь что-то типа Photoshop?

— В плане воркфлоу бесконечный канвас — это штука, которая больше похожа на Figma, но не про продуктовый, а графический дизайн.

С самого начала у нас было три ключевых приоритета: качество, удобный воркфлоу и функциональность, специфичная именно для дизайна. Мы начали с вектор-арта и решили так: «Никто не умеет его генерировать, а мы станем первыми, кто научится». И стали. Это была первая версия продукта, мы примерно так и позиционировали, что делаем продукт для дизайнеров, в котором дизайнеры могут генерировать вектор.

Вектор — это важно во многих сценариях, но это далеко не все, что нужно. Почему мы такое позиционирование сначала выбрали? Потому что оно сильно отличалось от всего остального.

— Что уже было?

— От всего остального, от генерации просто изображений. Но это сыграло с нами злую шутку. Люди долгое время думали, что Recraft — это исключительно про вектор-арт, и все. Хотя это был только маленький фрагмент всего того, что мы предлагали.

— Рынок-то большой?

— Только в США — сотни тысяч профессиональных дизайнеров. Их количество по всему миру растет, потому что дизайн, в том числе с приходом AI, становится в каких-то случаях более доступной профессией.

— То есть AI снижает порог входа?

— Это сложный вопрос. Я думаю, что мы сейчас на очень ранних стадиях развития технологии.

— Recraft зарабатывает?

— Сейчас — чуть больше $5 млн в год. Мы включили credit-based подписку в сентябре прошлого года и с тех пор растем довольно быстро.

— То есть $5 млн — это выручка примерно за 9 месяцев?

— Да. У нас есть две части бизнеса. Первая — подписочная. В основном это отдельные дизайнеры или компании, которые оформляют подписку на месяц или на год. Вторая — API. Ее используют компании, когда нужно генерировать изображения в больших объемах (в adtech, маркетинге, SEO).

— Сколько у вас пользователей?

— Близко к 5 млн зарегистрированных пользователей, активных в месяц — меньше. В AI в целом есть феномен, который мы называем AI-туризм — когда люди просто приходят попробовать. Таких пользователей тоже много.

— Я так понимаю, что заработки далеки от того, чтобы покрывать burn rate [доходы не покрывают все расходы]?

— На сегодня — да. Есть несколько больших статей расходов: обучение моделей (training), применение моделей (inference), зарплаты и маркетинг.

Реклама пока не окупается. Мы на самом деле никак не оптимизировали монетизацию и сейчас больше сосредоточены на том, чтобы строить продукт.

Скопировать ссылку

«От большого ума и финансовой подкованности». Истории российских инвесторов, чьи активы оказались заморожены после начала войны

Четвертый год российские частные инвесторы не могут вытащить из европейских депозитариев заблокированные после начала войны иностранные ценные бумаги, которые в мирное время торговались на российских биржах. За это время стоимость акций компаний существенно изменилась, сроки обращения некоторых облигаций истекли, эмитенты выплатили купоны, а по отдельным бумагам произошли дефолты. The Bell поговорил с несколькими инвесторами, чьи активы оказались заморожены, узнал, как они боролись за их возвращение и есть ли сейчас рабочие схемы разблокировки ценных бумаг.

Стройка века: как заработать на глобальном росте расходов на инфраструктуру

В ближайшие 25 лет глобальные расходы на физическую и цифровую инфраструктуру составят около $64 трлн. В пересчете на каждый год это примерно два ВВП США. Рост этих расходов происходит из-за урбанизации, перехода к новым источникам энергии, демографических проблем и других больших трендов, которые кажутся необратимыми. Для частных инвесторов такие траты открывают огромные возможности. Рассказываем про ключевые драйверы инфраструктурного суперцикла и три публичные компании, которые уже выигрывают от него.

Рассылки The Bell стали платными. Подписывайтесь!

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ THE BELL ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА THE BELL. 18+

«В политике ограничений рисков больше, чем в любых санкциях». Наталья Зубаревич о российской экономике

Герой нового выпуска «Это Осетинская!» — Наталья Зубаревич, профессор кафедры экономической и социальной географии географического факультета МГУ и один из ведущих экспертов по теме региональной экономики России. Елизавета Осетинская (признана иноагентом) встретилась с Зубаревич в Париже и узнала, как санкции и война повлияли на разные секторы российской экономики, что такое «инфляция для бедных», насколько выросли доходы россиян, как живут Москва и регионы и сколько денег уходит на поддержку аннексированных территорий. Мы публикуем отрывки из интервью, а целиком его смотрите здесь.