loading

«Самое сложное в бизнесе — унылые вещи». Борис Дьяконов («Точка») об итогах года и борьбе с выгоранием

«Управленческой прочности в малом бизнесе добавилось, денежной — убавилось»

 — Мы разговаривали в марте. Вы предсказывали беспрецедентный кризис, я старался возражать — чтобы было интереснее. Сейчас ощущения неоднозначные. Не все этот год пережили. Но общая выручка малого и среднего бизнеса восстановилась. О том, что люди не совсем обеднели, можно судить по тому, что, например, в Московской области перед Новым годом почти не осталось свободных коттеджей, хотя аренда подорожала. Отскочили, получается?

— Если раньше народ X денег оставлял за бугром, в условном Куршевеле, то сейчас этот X (или пускай даже X пополам) разлетается в эти коттеджи и ресторанчики, которые остались тарахтеть.

Мы следим [за состоянием клиентов «Точки»] и видим, что потоки перераспределились: где-то упали, где-то выросли. Истории есть очень разные. От маленького ларька под Казанью, который 20 с лишним лет работал, а сейчас закрылся, до разных ребят, которые сильно поднялись в онлайне за счет доставки.

Кто-то сидел и ждал, что ему помогут, а потом очень сильно переживал из-за того, что не помогли. Те, кто быстро сориентировался и начал крутиться, те красавцы. Не у всех получилось, но они во всяком случае не скучно провели это время.

В какой-то момент, к своему удивлению, мы обнаружили, что остатки на счетах у малого бизнеса вдруг начали расти. Странная история! Может, так сильно снизили расходы, совсем пережестили. Может, это кредиты.

Но добавилось ли прочности в малом бизнесе? Думаю, что управленческой прочности добавилось, денежной — убавилось. Готовности инвестировать точно стало поменьше.

[Какое-нибудь] онлайн-образование — с ним все понятно: пришла попутная волна — и начался рост, капитала [для развития] здесь не нужно. Но основа устойчивой экономики это не только услуги и торговля, но и производство, которое у нас в малом бизнесе и так было чахловатое. Сейчас, мне кажется, капитал у него потек в оборот.

При этом России в экономическом смысле же еще повезло: карантин был не такой долгий. Не повезло в эпидемиологическом смысле…

 — Я разговаривал с предпринимателями из других регионов — с Дальнего Востока, например. Много где карантин был формальным.

— Да, где-то люди легким испугом отделались.

 — Можно сказать, что в целом малый бизнес за этот тяжелый год повзрослел?

— Каждый год взрослеешь… Была ли какая-то польза? Раньше многие работали на постоянно растущем рынке, а растущий рынок прощает ошибки. На падающем рынке тоже можно расти, но это уже совсем другое упражнение…

 — Нужно ли вообще учиться расти на падающем рынке? Может, лучше зафиксировать убыток и сбежать туда, где возможен рост?

— По-разному получается. Есть примеры людей, которые прям красиво перестроились, пересобрались. Та же Анастасия Татулова, которая публично рассказывает, как она крутится. Не без фокусов, конечно, но видно, что и как она делает. Или та же Елена Махота.

 — А в Англии насколько сильно все отличалось? Через что прошли клиенты ANNA Money?

— Локдаун здесь был гораздо дольше, гораздо строже. Да он и сейчас продолжается.

Точно так же люди старались перестраивать на лету бизнес-модели. Здесь рядом есть парк, перед ним — турецкий ресторанчик. Чтобы хоть какая-то выручка тянулась, начали глинтвейном торговать. Где глинтвейн — где турецкая кухня? А что делать? Люди в парк идут — берут с собой горяченькое. И такого очень много.

Из местных особенностей. Здесь много приезжих из менее обеспеченных европейских стран. Они пытаются заниматься бизнесом, те же ресторанчики открывают. В обычных условиях это сходилось, а сейчас было проще все побросать и вернуться на родину.

 — Главная жертва кризиса — офлайн, у которого не было шансов себя переизобрести. Да, глинтвейн можно начать варить. Можно подключиться к сервису доставки, который всю маржу будет оставлять себе…

— Почему? Люди же очень интересные вещи делали. Кто-то начал ваучеры мутить, подарочные сертификаты, чтобы сконвертировать лояльность клиентов в кассовую подушку.

 — Власти в России и Великобритании действовали очень по-разному.

— Самое большое отличие в том, что в России работников сделали проблемой работодателей, а в Англии и многих других странах работников, самозанятых и ипэшников на себя взяло государство.

 — В России мы сейчас видим рост числа регистраций самозанятых и ИП. Более-менее понятно, что это работодатели выучили урок и перестали нанимать в штат тех, кого можно трудоустроить другим способом.

— Да-да, я тоже, конечно, не думаю, что это все какие-нибудь Иван Иванычи с заводов вдруг решили пойти в бизнес. Это работодатели перекладывают риски на работников.

О Борисе Дьяконове

Сооснователь сервисов для предпринимателей «Точка» и ANNA Money Борис Дьяконов родился в 1977 году в Екатеринбурге. Учился на философском факультете Уральского государственного университета, затем — в Сентенари-колледже в Луизиане. Вернувшись в Россию, служил пастором в методистской церкви, работал программистом. В 1998 году поучаствовал в создании одного из первых интернет-банков — для екатеринбургской «Северной казны». В 2002 году, по приглашению бывшего менеджера «Северной казны» Сергея Лапшина, ушел развивать онлайн-направление в «Банк24.ру», став его акционером. Когда в 2014 году у «Банка24.ру» отозвали лицензию, Дьяконов вместе с партнерами и командой перешел в «Открытие», где запустил сервис для предпринимателей «Точка». В 2017 году вместе с партнером по «Точке» Эдуардом Пантелеевым основал в Великобритании сервис ANNA Money. В 2020 году материнский холдинг Альфа-банка, ABHH Group, инвестировал в проект $21 млн — при оценке в $110 млн.

«Давайте просто аккуратненько жить день за днем»

 — 2020 год скоро закончится. Многие этого очень ждут. Но ничего ведь не изменится.

— Конечно, ничего не изменится. Меня, честно говоря, всегда бесит, когда перед Новым годом начинают чего-то совсем нереалистичного и пластикового желать. Мистическое мышление: 31 декабря все должно перевернуться. Как встретишь, так и проведешь, и прочая чушь.

Даже в СССР, где было принято смеяться над верующими, люди желали себе такой пурги, которая не каждому религиозному фанатику в голову придет.

Здесь, в Англии, перед Рождеством всегда возникают перебои с пригородными поездами. Я у местных спросил, что за фигня. Оказывается, в это время пик самоубийств. Люди сами нагнетают: Рождество, ми-ми-ми, ожидание чуда… Чуда не происходит — и они выпиливаются. Сами себе придумывают дедлайн, сами в него не вписываются…

Или вот у [австрийского психиатра, узника нацистского концентрационного лагеря Виктора] Франкла было наблюдение: в концлагерях тоже под Новый год чаще всего срывались. Когда приходило понимание, что рождественского чуда не будет и никого не отпустят, люди ломались.

Мы с самого начала ребятам [в наших компаниях] говорили: верим, что это не навсегда, но давайте исходить из того, что навсегда. Давайте просто аккуратненько жить день за днем.

 — То есть вы предлагаете относиться к происходящему как к норме.

— А представьте, что мы так еще 20 лет проживем. Для ребенка, который сейчас родился, такая жизнь будет нормой: общение в зуме, дистанционное обучение, родители всегда дома, он даже универ по зуму закончит… Для него шоком будет, если он кучу людей вокруг увидит.

Мы же на самом деле очень быстро приспосабливаемся. У меня у самого пару раз начиналась паника, когда я попадал в людные места. Почему они так близко подходят? Почему их нельзя замьютить?

Есть прекрасная молитва, которую в 12-шаговых программах используют: «Боже, дай мне смирение принять то, что я не могу изменить, мужество изменить то, что я могу изменить, и мудрость отличить первое от второго».

Люди часто психуют из-за того, что они не могут контролировать, и принимают то, что проконтролировать могли бы. Пошел дождь — человек начинает психовать. Но с дождем ничего нельзя сделать. Можно лишь изменить свое отношение, можно выбрать подходящую одежду.

Те же узники концлагерей, о которых писал Франкл, не могли изменить жуткий мир вокруг себя. Но если ты можешь хотя бы просто чистить зубы — чисти, сука, зубы! Это твой островок свободы. Будь благодарен за то, что он у тебя есть.

«Маркетинг не работает без реальных дел»

 — Ваши компании — «Точка» и ANNA Money — этот год как провели?

— Это две разные истории. В «Точке», когда поняли, что будет, мы решили сделать несколько вещей. Во-первых, никого не сокращать. Если и снижать издержки, то не за счет клиентов и сотрудников. Ну это религия…

 — В каком смысле?

— В том смысле, что со стороны наши действия выглядели не очень разумными. У нас бизнес очень сильно зависит от клиентов: всем хорошо — нам хорошо, всем плохо — нам плохо. Понятно, что [отказ от сокращений] мог плохо сказаться. Но религия не предполагает рациональных объяснений.

Вышли командой лидеров и сказали: «Кто-то из вас с нами предыдущие кризисы проходил, кто-то нет. Так вы знайте, что мы сейчас костьми ляжем, но будем сохранять рабочие места. Это не значит, что мы будем сохранять ленивые жопки. Если перестанете работать — сорян». На время жесткого карантина, когда люди не могли выезжать на встречи, мы придумали им новые роли. Все делали что-то полезное.

Вообще, мы отрабатывали три плана: будет плохо очень долго; будет плохо, но не очень долго; будет возможность вырасти. Мы были морально готовы в районе апреля очень сильно потерять в доходах и пострадать, обсуждали с Эдуардом Пантелеевым, что выручка может упасть до 50%, это был наш пессимистичный сценарий. Но по факту очень сильно выросли. По предварительным данным, мы чуть ли не единственные, кому удалось вырасти в числе работающих клиентов. Может быть, еще один игрок вырос кроме нас. В итоге за год заработаем даже больше, чем планировали до начала кризиса.

 — И как вы это объясняете?

— Честно? *** знает.

 — Может, пришли как раз люди, которых работодатели попросили стать ИП?

— Так они по всему рынку должны были распределиться, а выросли только мы.

 — Но какая-то гипотеза у вас есть?

— Есть, но она нескромная.

 — Маркетинг сработал? Вы это четко весь год транслировали: «Точка» — банк, который болеет за малый бизнес. Записывали ролики в поддержку предпринимателей, адаптировали тарифы, организовали кассу взаимопомощи.

— Маркетинг не работает без реальных дел. У нас маркетинг основной был в делах. И это, наверное, самый хороший маркетинг: ******* же не кули ворочать — все это прекрасно понимают.

У всех банков есть приложения с нарядными кнопочками. Но мы с клиентами одной крови. Мы не кинем в случае беды, будем вписываться, разбираться. В этом наша главная ценность. В обычных условиях ее трудно донести. Никто же на баннерах не пишет: «В случае беды мы вас кинем». Все пишут примерно одно и то же.

То, что мы проявили себя именно так, как всегда говорили, это очень клево.

 — А в Англии?

— Во-первых, мы привлекли финансирование. Это было уже во время локдауна. Потом случился кризис с Wirecard: регулятор на несколько дней приостановил транзакции английской «дочки». Мы, конечно, натерпелись, но тоже прикольная вещь произошла.

Мы с партнером Эдуардом Пантелеевым собрали прямую линию с клиентами и сказали примерно так: «Не понимаем, что происходит. Но, если что, мы из средств компании благодаря поддержке акционеров сможем предоставить вам ликвидность». По сути вписались за сохранность средств. Недавно у меня брал интервью чувак из местной прессы, сказал, что мы круче всех выступили. Многие [банки] просто ушли под лед, а у нас то ли российский опыт сказался, то ли что. Заработали себе пунктики в карму.

 — А это неожиданно произошло?

— Совершенно неожиданно. Было утро пятницы, на общем созвоне Эдуард рассказывал о планах на грядущий квартал. И тут в WhatsApp приходит скриншот с сайта регулятора: Wirecard заморозили. Крайне неожиданно!

 — Это было самое сложное в этом году?

— А в бизнесе же самое сложное — унылые вещи. Когда происходит выброс адреналина, начинается движ, все бегут и ты бежишь, важно просто успеть тактически красиво сманеврировать. Такой маневр может спасти бизнес. Но общая устойчивость создается нудной ежедневной работой.

Скопировать ссылку

«От большого ума и финансовой подкованности». Истории российских инвесторов, чьи активы оказались заморожены после начала войны

Четвертый год российские частные инвесторы не могут вытащить из европейских депозитариев заблокированные после начала войны иностранные ценные бумаги, которые в мирное время торговались на российских биржах. За это время стоимость акций компаний существенно изменилась, сроки обращения некоторых облигаций истекли, эмитенты выплатили купоны, а по отдельным бумагам произошли дефолты. The Bell поговорил с несколькими инвесторами, чьи активы оказались заморожены, узнал, как они боролись за их возвращение и есть ли сейчас рабочие схемы разблокировки ценных бумаг.

Стройка века: как заработать на глобальном росте расходов на инфраструктуру

В ближайшие 25 лет глобальные расходы на физическую и цифровую инфраструктуру составят около $64 трлн. В пересчете на каждый год это примерно два ВВП США. Рост этих расходов происходит из-за урбанизации, перехода к новым источникам энергии, демографических проблем и других больших трендов, которые кажутся необратимыми. Для частных инвесторов такие траты открывают огромные возможности. Рассказываем про ключевые драйверы инфраструктурного суперцикла и три публичные компании, которые уже выигрывают от него.

Рассылки The Bell стали платными. Подписывайтесь!

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ THE BELL ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА THE BELL. 18+

«В политике ограничений рисков больше, чем в любых санкциях». Наталья Зубаревич о российской экономике

Герой нового выпуска «Это Осетинская!» — Наталья Зубаревич, профессор кафедры экономической и социальной географии географического факультета МГУ и один из ведущих экспертов по теме региональной экономики России. Елизавета Осетинская (признана иноагентом) встретилась с Зубаревич в Париже и узнала, как санкции и война повлияли на разные секторы российской экономики, что такое «инфляция для бедных», насколько выросли доходы россиян, как живут Москва и регионы и сколько денег уходит на поддержку аннексированных территорий. Мы публикуем отрывки из интервью, а целиком его смотрите здесь.