loading

«Самое страшное — сказать, что еда будет в два раза дороже». Ресторатор из Москвы чуть не потерял бизнес в пандемию, но рискнул и вышел в плюс

Начало 2020 года после всего пережитого кажется временем поистине волшебным. Масок люди не носили, объятий не избегали, слов «локдаун», «карантин» и «без перчаток не обслуживаем» не использовали. Китай со своими проблемами и болячками казался слишком далеким, так что новые бизнесы открывались, деньги инвестировались, а светлое будущее ожидалось.

Так и мы с моим в хорошем смысле сумасшедшим бизнес-партнером Сашей Гудковым в конце января 2020-го после трех месяцев кропотливого дорогостоящего (около 10 млн рублей) ремонта открываем в Москве первое кафе Finch на пересечении Садового кольца и Большой Серпуховской улицы. Казалось, концепция обречена на успех: с одного бока наше здание обнимают два шикарных густонаселенных бизнес-центра, с другой — нежно подпирают несколько корпусов Плешки с тысячами студентов внутри.

А у нас что? У нас приятный и стильный интерьер, хороший спешиалти-кофе и большое меню свежей готовой еды. Симбиоз атмосферы Starbucks, меню Prime и Surf Coffee — место, где, по нашему мнению, хорошо все. И это все быстро берется с собой и поедается на рабочем месте или за партой.

К тому, что произошло дальше, мы были не готовы. 

Об авторе

Андрей Шубин — сооснователь сети барбершопов Boy Cut, кроссфит-клуба MSK CrossFit & Fight Club и кофейни Finch Coffee. Ради своего дела восемь лет назад он ушел с позиции маркетолога в Unilever и за это время вместе с партнерами Назимом Зейналовым и Александром Гудковым (соавтором шоу «Вечерний Ургант», продюсером YouTube-канала «Чикен Карри») открыл три прибыльных бизнеса. Оборот всех компаний до пандемии составлял, по оценке The Bell, около 15 млн рублей в месяц, но во время карантина обвалился на 90–95%.

Очень дорогая спячка

Меньше чем через два месяца весь ритейловый бизнес Москвы и других городов схлопнулся. Вернее так: сперва, в марте, наступила эдакая клиническая смерть — все работало без ограничений, но людей уже не было. Часть перепугалась, часть ушла на удаленку с дистанционкой. Ну а потом нам велели и вовсе перестать пускать людей внутрь. Начались долгие месяцы борьбы непонятно с кем непонятно за что, и речь не про вирус. Сказали: кафе закрой, но аренду плати. Клиентов не принимай, но не забудь о зарплатах. Наступила самая дорогая в истории человечества зимняя спячка.

В июне распогодилось: часть ограничений была снята, но существенно легче не стало: студенты — на каникулах, компании в подавляющем большинстве — на удаленке. Вот только карантина уже нет, как нет и скидок на аренду.

А потом пандемия вернулась с каникул — заболеваемость к сентябрю достигла пугающих отметок. Незыблемой константой рос и убыток. Ежемесячно чистый убыток двух (не спрашивайте зачем, но летом мы открыли еще одну) кофеен колебался в диапазоне от 100 до 200 тысяч рублей. И это еще благодаря тому, что в карантин мы платили всего 30% аренды, а когда он закончился — 80%. Если бы не это, даже подумать страшно. Покрывать минус помогали другие наши бизнесы, часть приходилось носить из дома.

Карманы худели, настроение, вопреки пожеланиям Дмитрия Медведева, не хорошело. Стало понятно, что в обозримом будущем кардинально картина не поменяется, так что нужно либо закрываться, причем стремительно, так как каждый день — убыток, либо совершать революцию, менять что-то глубинно.

Яичная революция

Но революция не должна быть кровавой, в смысле дорогой. Нужно максимально использовать ресурс, который уже есть: те же кухню, команду, оборудование, в идеале чуть ли не тех же поставщиков продуктов. И на этой базе, не меняя практически ничего внутри, мы решили начать готовить что-то НОРМАЛЬНОЕ. Не как раньше: упаковали в пластик — положили в холодильник, а полноценное кафе, с меню и едой из-под ножа.

Но что готовить? Бургеры? Они на каждом углу. Шаурма? У нас слишком красиво и нет вокзала рядом. Итальянский ресторан? В такое время — не смешите, да и лицензию на алкоголь из-за соседства с клиникой никак не получить. Слово за слово — договорились до того, что нам нужны классные завтраки.

Захожу на кухню, вывожу шефа в коридор. Там происходит такой диалог:

— Слушай, ты красивый скрэмбл можешь сделать?

— Могу

— А яйца пашот?

— Конечно.

— А соус этот вот, им еще все поливают…

— Голландез?

— Да! Умеешь?

— Умею, конечно. Я год работал су-шефом в Cook’kareku (ресторан Александра Раппапорта. — Прим. The Bell).

Нечего терять

Я редко бываю так собран и эффективен, как в тот день. КПД зашкаливал. Уже через час мы сидели в машине и колесили по главным «завтрачным» местам Москвы. Я показывал пальцем на то, каким хочу видеть скрэмбл, как красиво подается лосось. Нужно было сверить координаты и убедиться, что, произнося «яйцо пашот», мы говорим об одной и той же консистенции желтка.

В тот же день столовые приборы и красивая стеклянная посуда были заказаны, а все наше пластиковое отправлено на самую дальнюю полку на складе. К вечеру мы сверстали и посчитали абсолютно новое меню, в которое включили то, что сами любим: в дополнение ко всем известным и понятным кашам, бенедиктам, омлетам и скрэмблам в него все же попали несколько паст для особо проголодавшихся, пара свежих салатов с узбекскими томатами и фермерской страчателлой и несколько фирменных десертов.

Вся трансформация, как и задумывалось, обошлась без крови и стоила около 70 тысяч рублей. Траты потребовались только на посуду — все остальное у нас было: и укомплектованная кухня, и квалифицированный ресторанный персонал.

Меню распечатано, команда проинструктирована, посуда закуплена. Осталось самое страшное: нужно было сказать людям, что еда теперь у нас будет в два раза дороже.

Мы плохо понимали, как к этому отнесутся гости. На улице бушует пандемия, вокруг сплошная удаленка, жилых домов вокруг нас по пальцам. Смелости прибавлял тот факт, что терять было почти нечего. А вот приобрести мы могли многое. Что и случилось.

Снежный ком Instagram

Блюда оказались привлекательны не только гастрономически, но еще и инстаграмно. Снежный ком подгонял сам себя: люди приходили, чтобы сфотографировать и выложить наши завтраки, чтобы к нам приходили их друзья, чтобы сфотографировать и выложить… Оказалось, москвичи благодаря или вопреки пандемии соскучились по простым радостям: по встречам, по выходам в свет, по вкусным завтракам в выходные. Если раньше телефон кофейни звонил, только когда курьер «Яндекс.Еды» не мог найти нас, то теперь самой популярной целью звонка стала бронь стола.

Поначалу просьба казалась смешной. Так и подмывало ответить: «Да какая бронь, у нас тут перекати поле! Приходите, садитесь куда угодно». Но сегодня, по прошествии полутора месяцев, я осознал, что и сам прошу забронировать стол, если хочу с кем-то встретиться в кафе в выходной или вечером в будни — у нас полная посадка. Такое мы наблюдали только в начале марта, и то буквально несколько раз. Рядом с нами нет популярных прогулочных маршрутов, парка или хотя бы работающего института. Оказалось, люди готовы ехать к нам специально.

Средний чек взлетел сразу: мы не оставили гостям выбора. Поначалу он был чуть выше стоимости чашки кофе, около 250 рублей, сейчас — 500, в выходные 650 рублей. Но растет и количество чеков: через месяц выручка подскочила сразу на 30% и продолжает расти.

Выходит, затаиться до лучших времен и сделать ставку на доставку (как поначалу сделали и мы) не всегда верное решение. Справедливости ради, доставка ощутимо выросла в последние месяцы, но панацеей я ее назвать точно не могу. Все-таки кафе в центре города на первой линии с окнами в пол должно работать для людей, а не для курьеров. Это подсказывает здравый смысл. Это нашептывает счет за аренду помещения.

Ну а карантин и ограничительные меры пусть выступают стимулом зашевелиться и пересмотреть концепцию бизнеса. Даже ту, которая задумывалась как абсолютно беспроигрышная.

Скопировать ссылку

«От большого ума и финансовой подкованности». Истории российских инвесторов, чьи активы оказались заморожены после начала войны

Четвертый год российские частные инвесторы не могут вытащить из европейских депозитариев заблокированные после начала войны иностранные ценные бумаги, которые в мирное время торговались на российских биржах. За это время стоимость акций компаний существенно изменилась, сроки обращения некоторых облигаций истекли, эмитенты выплатили купоны, а по отдельным бумагам произошли дефолты. The Bell поговорил с несколькими инвесторами, чьи активы оказались заморожены, узнал, как они боролись за их возвращение и есть ли сейчас рабочие схемы разблокировки ценных бумаг.

Стройка века: как заработать на глобальном росте расходов на инфраструктуру

В ближайшие 25 лет глобальные расходы на физическую и цифровую инфраструктуру составят около $64 трлн. В пересчете на каждый год это примерно два ВВП США. Рост этих расходов происходит из-за урбанизации, перехода к новым источникам энергии, демографических проблем и других больших трендов, которые кажутся необратимыми. Для частных инвесторов такие траты открывают огромные возможности. Рассказываем про ключевые драйверы инфраструктурного суперцикла и три публичные компании, которые уже выигрывают от него.

Рассылки The Bell стали платными. Подписывайтесь!

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ THE BELL ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА THE BELL. 18+

«В политике ограничений рисков больше, чем в любых санкциях». Наталья Зубаревич о российской экономике

Герой нового выпуска «Это Осетинская!» — Наталья Зубаревич, профессор кафедры экономической и социальной географии географического факультета МГУ и один из ведущих экспертов по теме региональной экономики России. Елизавета Осетинская (признана иноагентом) встретилась с Зубаревич в Париже и узнала, как санкции и война повлияли на разные секторы российской экономики, что такое «инфляция для бедных», насколько выросли доходы россиян, как живут Москва и регионы и сколько денег уходит на поддержку аннексированных территорий. Мы публикуем отрывки из интервью, а целиком его смотрите здесь.